Читать «Дьяволина Горького» онлайн - страница 26

Дёрдь Шпиро

Алексей верил в возможность воскрешения умерших. И был в этой вере не одинок. Уж на что умный человек был Красин, давний друг Марии Федоровны и Алексея, но и он всерьез полагал, что со временем можно будет воскресить Ленина. Это была его идея – законсервировать тело, чтобы, когда созреет наука, можно было его оживить. А ведь как сокрушались в восемнадцатом году в Петрограде Красин и Алексей – дескать, какие кретины эти большевики, в особенности Ленин, Каменев и Зиновьев, которые ни в чем ни черта не смыслят и наносят громадный вред. Перед этим Красин работал инженером в Германии, и его сильнее, чем многих других, бесила некомпетентность. Зиновьев на заседании ЦК, где Красин ругал дилетантов, заявил, что слово “некомпетентность” надо вышвырнуть из лексикона. Красин не мог добиться, чтобы страна взяла иностранный заем. Индустриализации – да, внешним займам – нет, в ярости заявил Ленин, которому было неважно, что мрет народ. Заимствования – это ограничение власти большевиков, а Ленина интересовала лишь абсолютная власть и больше ничего.

К ужину Катальдо надел на голову белый колпак. Он уже двадцать лет назад был поваром на Капри, и теперь фашисты разрешили ему опять служить Алексею. Он много болтал со мной. Когда он поинтересовался у Алексея, как он зовет меня, тот перевел Чертовку на итальянский, получилось – Diàvola. Но Максим не был этим удовлетворен и добавил еще уменьшительный суффикс. Вообще-то такого слова в итальянском нет, но дочери герцога были от него в восторге, так и стали звать меня Дьяволиной.

Местные девушки, в белых передниках и наколках, вносили в столовую тяжелые блюда со всякой снедью. Под восторженные возгласы гостей Катальдо раскланивался, будто фокусник. Я видела множество всяких креветок и крабов, в Крыму их было достаточно – привозили во льду из Одессы, но от того, что я увидала здесь, и у меня глаза разбежались. В первый день я ела нежнейшее мясо морских гребешков – они называют их гребешки Сан-Джакомо. А всего за пять дней до этого нам в больнице давали гречку, да и той в обрез. На завтрак и ужин – каша, а на обед щи с ломтем хлеба – и больным и врачам одинаково; главный врач получал два ломтя.

К ужину в “Иль Сорито” собиралось много гостей. Нередко совсем незнакомые из отеля “Минерва”, которым хотелось поглазеть на местную знаменитость – писателя из России, из книг которого они не прочли ни строчки и никогда не прочтут. Иногда приводил кого-нибудь из друзей или родственников наш сосед Руфино. Они ели, пили, болтали на разных языках.

После ужина принесли папку с рукописными текстами вперемешку с рисунками. То была “Соррентинская правда”. При желании гости тоже могли писать в домашний журнал. Главным редактором и автором карикатур был Максим, а Горький под именем Алексея Максимовича Пешкова, то есть под своим настоящим именем, публиковал там шуточные стишки. Максим и Тимоша кое-что прочли вслух, что наконец поняла и я, потому что в домашний журнал писали по-русски. Карикатуры по большей части были подписаны, однако изображенных на них эмигрантских писателей и политиков я не знала.