Читать «Дороги и судьбы» онлайн - страница 414

«До обеда сидел над «транс...» Написал три страницы. Осталась «...крипция».

«Сейчас болею морфологией, но, конечно, на базе фонологии, плюс свои регалии: парадигма, регулярность, всякие «тантум» и прочее. Глаголом пока заниматься не буду: это омут, в котором потонешь, а ограничусь сюжетом попроще».

«Сумел вчерне написать «О реальности модели». Недоволен в целом, хотя кусочки есть».

«Еще до завтрака писал этюдик о «нынешний — нонешний», «номер — нумер», «ноль — нуль». Касательно нулей... Насколько нуль плох в жизни, настолько он важен в мысли. Без нуля мыслить нельзя... Нули бывают разные. Бывает истинный нуль в любой системе счисления. «Система нуждалась в нуле, чтобы стать еще совершеннее»,— приводил из индийских мудрецов чудесный В. Н. Топоров. Бывают и иные нули. «Для вас он (Козулин) ничтожество, нуль, ну а для нас... он велик, всемогущ и великомудр» (Чехов, «Торжество победителя»). А бывают и в лингвистике нули,— они-то и не «идеальные», и не «козулины», а необходимый инвентарь системных отношений, о чем еще когда-то пеклись Фортунатов, Бодуэн и Соссюр. Нули в любой семиотической системе необходимы — это прямое следствие знаковости, где даже при двух возможных в качестве одного бывает нуль. То же при трех и более. Собственно, вся дихотомия построена на отношении к нулю».

«Делал выписки из Лескова, в частности, слово «стукач», якобы неологизм XX века! А у Данилевского, в «Княжне Таракановой» нашел «приболела». Вот тебе и неологизм, а ведь это 1882 год!»

«Получил с почты бандероль из Праги: корректура «Словаря»! Читал все шесть столбцов на шести языках: русский, украинский, белорусский, английский, французский и немецкий. Ошибок мало. Какие чехи молодцы! Как они умеют работать! Скоро конец, но до печатанья далеко. Доживу ли? Ведь на эту работу, на которую всем наплевать, я истратил более 15 лет».

До печатанья Словаря — не дожил,

Письма Реформатского к ученикам и коллегам — это характерная для него смесь: наука, быт, шахматы, музыка, шутка. Одному из своих давних студентов, ставшему незаурядным ученым, А. А. пишет: «Вообще-то самое главное уметь слушать, слышать и мыслить фонологически! Скажите: убеждает Вас мое доказательство, почему надо писать «танцовать», а не «танцевать»? Основой его служит гиперфонема. Вл. Ник. с некоторыми добавками Пети и моими». И так далее. Письмо сугубо деловое. Но обращается А. А. к своему корреспонденту так: «Глубокочтимый и Втрактиронена-правляемый Михаил Викторович!» Дело в том, что этот ученый в рот не брал спиртного. Подпись такая: «Ваш неофициальный метр, друг, соратник и поклонник».

В ялтинских письмах 1970 года мелькают имена Спасского, Смыслова, Петросяна, Фишера, Ларсена, Таля. Шел шахматный матч мира, за ним А. А. следил по газетам, чертил какие-то мне непонятные схемы, возмущался поведением Фишера, а в письмах делился этим со своим любимым учеником, к которому относился как к сыну, вечно о нем тревожился — эта тревога отражена в дневниковых записях: «Не верю я в прочность сделанного им шага!», «Нет у него чутья на людей!» Вот с ним А. А. и беседовал в письмах о матче и радовался тому, что их оценки талантов и поведения участников матча — совпадают.