Читать «Чудо: Роман с медициной» онлайн - страница 69

На следующий день я пришел в больницу совсем рано, и мы стали ждать. Час шел за часом, но эрибулином (так назывался препарат химиотерапии) даже не пахло. Я занервничал, вдруг все опять закончится тем, что скажут «маньяна», и пошел выяснять у врачей, в чем дело, они сказали, что лекарство приносят из другого конца больницы и их отделение не единственное, кого надо снабжать. Это нам с Рипсик напомнило таллинскую больницу, там аптека тоже находилась чуть ли не за километр, медсестрам, естественно, было лень из-за каждого пациента туда таскаться, они ждали, пока их наберется какое-то количество, и только после этого доставляли на коляске препараты, нас это раздражало, больному человеку нелегко сидеть часами в коридоре. Наконец около половины третьего в палату заглянул Хосе с радостным известием — эрибулин прибыл. Действительно, через некоторое время вошли две медсестры, опытная старшая и совсем молоденькая, старшая показала девчонке, как выполнять процедуру, у той, кажется, не было никакого опыта, потом они ушли, и вскоре девчонка вернулась с коробкой ампул. Хосе говорил, что эрибулин вводится шприцем и поэтому быстро, в течение каких-то пяти минут, примерно столько времени девчонка и возилась с ногой Рипсик — поскольку через руку лекарства уже не проходили, то катетер был прикреплен к бедру, потом она ушла, я немного еще подождал, а затем встал — я устал от долгого ожидания и решил пойти в гостиницу, чтобы немного отдохнуть и поискать квартиру в Ницце. Того, что тогда случилось, я не прощу себе до конца жизни, у Рипсик, наверное, уже были какие-то предчувствия, потому что она вдруг жалобно спросила: «Ты так торопишься?» Я объяснил, почему хочу идти, и обещал через два часа вернуться, она не стала возражать, если бы она попросила, чтобы я посидел еще, конечно, я бы остался, но Рипсик была самым деликатным созданием, какое вообще можно представить.

Я прогулялся до гостиницы, выпил в баре чашку кофе, поднялся в номер и ненадолго прилег, потом снова встал, сел за компьютер и уже хотел открыть сайт недвижимости, но бросил случайный взгляд на открытый почтовый ящик. И оторопел — только что пришло письмо от Хосе. Я сразу понял, что что-то случилось, и так оно и было, Хосе сообщал, что Рипсик стало плохо, и просил меня прийти в больницу. Я вскочил, схватил мешок с чистой майкой Рипсик и выбежал, перед гостиницей всегда стояли два такси, раза два, когда я спешил в больницу, я ими пользовался, сейчас водители вышли из машин и курили, но, увидев меня, сбегающего по пандусу, они быстро переглянулись, прыгнули в кабину и умчались — они узнали меня и не хотели ехать так близко. С трудом дыша и громко ругая каталонцев, напрочь лишенных чести, я помчался на автобусную остановку, последний раз такую скорость я развивал в школьные времена, доехал до клиники и побежал по эскалатору, в вестибюле пришлось ждать лифта, наконец он приполз, я поднялся на нем на седьмой этаж и ворвался в палату. В палате было множество врачей, Рут тоже была здесь, Рипсик сидела на кровати, она задыхалась, дергалась и говорила что-то бессвязное, я сразу понял, что это если не агония, то нечто очень близкое к ней, надо было срочно что-то предпринять, я подошел, наклонился и, не обращая внимания на то, что вокруг чужие люди, взял ее ногу и стал массировать ступню, я знал, что это повышает ее тонус, в больнице я каждый вечер это делал, сейчас я ее массировал и одновременно с ней разговаривал, я внушал ей, что ей нельзя умирать, потому что я люблю ее и не могу без нее жить, все это, конечно, на русском, врачи ничего не понимали и смотрели на меня как на сумасшедшего. Рут стала объяснять мне, что произошло — Рипсик хотели ввести эрибулин, но перед этим ей стало плохо, я прервал Рут и сказал, глядя в ее карие глаза так, чтобы она запомнила — есть в мире человек, который ее ненавидит: «Но она же получила эрибулин, я еще был здесь, когда сестра сделала укол!» Вмешался Хосе и сказал, что это был не эрибулин, а антикоагулянт, его положено вводить до собственно процедуры, но, наверное, катетер от долгого использования загрязнился, Рипсик получила инфекцию, и у нее поднялась температура, до тридцати девяти с половиной. Я не знал, верить ему или нет, и до сих пор не знаю, Гаяне, когда я ей об этом рассказал, уверенно заявила, что они говорили правду, у них просто не было причин врать, Рипсик до этого дала подпись, что согласна на процедуру, но кто знает, кто знает… Могло, например, случиться, что сестра — та неопытная девчонка — ошиблась, колола что-то не то или не туда… Все могло быть, и я этого уже не узнаю. Одно, правда, я заявил им сразу: что сама Рипсик неоднократно жаловалась, как неаккуратно медсестры обращаются с катетером, совсем его не чистят, — ничего удивительного, что она заразилась. Теперь у врачей назрел план переместить катетер на другое бедро, сейчас он был прикреплен к нижней части ноги, но они пришли к выводу, что оттуда лекарство плохо поступает в организм. Я сразу понял, что для Рипсик это будет мучением, потому что ей в таком случае приходится лежать на левом боку, она избегала этой позы уже с полгода, потому что она причиняла страшную боль. Все это время, что я разговаривал с врачами, я продолжал массировать ступню Рипсик, не могу сказать, что ей стало заметно лучше, но она как будто начала соображать, я попытался у нее спросить, как она сама относится к тому, чтобы прикрепить катетер к другому бедру, на что она немедленно возразила: «Нет, ни в коем случае!» — даже в таком полусознательном состоянии она понимала, что это для нее означает. Я перевел врачам, что она сказала, они пытались меня переубедить, но я не хотел, чтоб они что-то делали против желания Рипсик. Мы некоторое время спорили, потом они увидели, что я не собираюсь уступать, и ушли, оставив нас с Рипсик в палате вдвоем, другая больная исчезла, то ли ее увезли, когда Рипсик стало плохо, то ли она успела умереть. Я все массировал и массировал ступни Рипсик, потом стал массировать руки, дома я эту процедуру делал тысячи раз, это был у нас своеобразный ритуал, когда мы слушали оперу, сперва Рипсик сидела рядом со мной, и я массировал ей руки, а потом она ложилась на диван на спину, и я массировал ей ноги, это доставляло ей огромное удовольствие, и мне тоже нравилось, в восточной медицине утверждается, что такой массаж улучшает взаимопонимание, не знаю, возможно, но в одном я убежден, он добавлял ей жизненных сил, я же не мог ей делать акупунктуру, как она мне, хотя пару раз все-таки делал — естественно, до ее болезни, — Рипсик намечала йодом точки, а я втыкал в эти места иглы, но настоящим лечением это нельзя считать, потому что много точек находится на спине, а туда Рипсик никак не могла дотянуться. Для массажа не требовалось врачебных знаний, и я гордился тем, как выглядели руки и ноги Рипсик, особенно ступни — мягкие, как у младенца, но и руки были не хуже, я видел множество молодых женщин с красной и загрубелой кожей, а у Рипсик руки были гладкие. Но сегодняшний массаж был особенный, я делал его, чтобы вернуть Рипсик к жизни, — и я вернул! Я массировал ее безостановочно около двух с половиной часов, продолжил даже, когда от усталости уже едва не валился с ног, и все это время говорил ей, как я ее люблю и что она должна жить, — и в какой-то момент она успокоилась, ей явно стало лучше, она уже не бредила, до того она несла бог знает что, спрашивала у меня: «Почему ты не хочешь быть немцем? Ты же немец!» — и звала Бенни, своего любимого мишку, а теперь с ней снова можно было нормально общаться, пришла медсестра, я попросил померить Рипсик температуру — она упала до тридцати семи с половиной. Я сделал перерыв в массаже и пошел искать дежурного врача, это оказался интеллигентного вида молодой человек, раньше я его не встречал, я попросил его передвинуть Рипсик к окну, там место свободно, он сразу согласился и отдал распоряжение, не дожидаясь «маньяны», пришли дежурные санитары, два крепких парня, по их лицам было видно, что им совершенно не хочется ничего двигать, но они не посмели игнорировать распоряжение, и, кстати, оказалось, что я спешил не зря, — очень скоро туда, где раньше лежала Рипсик, привезли новую больную. Я устал, сел в углу палаты в кресло и задремал, Рипсик тоже уснула, правда, ночью ей стало хуже, я проснулся от ее стонов, она бормотала: «Ну почему мне так плохо, почему?..» — я встал и опять начал ее массировать, на этот раз понадобилось меньше времени, полчаса или час, она притихла и уснула, спокойно спала до утра, проснулась отдохнувшей, температуры не было, нигде не болело, и во мне снова вспыхнула надежда, что не все еще потеряно и нам удастся вырваться в Ниццу, — человек действительно надеется до последнего мгновения.