Читать «Чудо: Роман с медициной» онлайн - страница 3

Как вообще так вышло, что мы оказались в Барселоне? Если бы кто-то сказал нам года, допустим, три назад, что Рипсик умрет в этом городе, мы бы только пожали плечами на такую глупость — мы четырежды бывали в Испании, и больше нас туда не тянуло, разве что в Эстремадуру, нам обоим нравился Моралес, мы видели его в Прадо и в Лувре и, заглядывая в наших путешествиях в книжные магазины, всегда безрезультатно искали его альбом, наверное, еще не напечатанный, — зато в Интернете мы обнаружили массу его картин и узнали, что большинство его прекрасных мадонн украшает церкви Эстремадуры, откуда Моралес был родом. Но Эстремадура находилась далеко, надо было сперва лететь в Мадрид, потом трястись на поезде четыре с лишним часа, не помню уже, до какого города — и это притом что мы еще так многого не видели в Италии! И мы отправлялись в Рим или в Венецию, во Флоренцию или в Болонью, слушать Мариэллу Девиа, тем более что какие-то деньги у нас тогда водились, да и здоровье Рипсик не заботило, ей нужно было только проходить контроль один раз в полгода, Обормот, как я впоследствии окрестил ее онколога, щупал ее грудь и подмышку, качал головой, говорил свое традиционное: «Удивительная история, действительно удивительная история!» — и отправлял Рипсик сдавать кровь. Анализы тоже были всегда в порядке, и потихоньку мы стали думать, что болезнь побеждена, и побеждена так, как почти не бывает, — без операции. «Это чудо», — радовался я, обнимая Рипсик на улицах Мантуи или Ассизи, и Рипсик кивала — да, конечно, чудо, и я испытывал сладкую гордость оттого, что мне удалось раздобыть для нее тибетские пилюли, без которых, как я полагал, она бы не выздоровела.

Но что три года! Мы не думали о Барселоне и три месяца назад, когда все вдруг изменилось, когда Обормот — и не только он — уже успел сделать свои ошибки и состояние Рипсик начало ухудшаться с каждой неделей. Всю весну я просидел за компьютером, пытаясь найти возможность попасть в какое-нибудь экспериментальное исследование, — обычная терапия теперь не помогала. Новых препаратов хватало, особенно Рипсик приглянулся один, который мог победить рак, стимулируя иммунную систему, — увы, как раз с этим лекарством и как раз сейчас нигде не велись опыты. Его можно было купить, правда, не в Европе, где к лечению относятся настолько ответственно, что больной успеет десять раз издохнуть, прежде чем новый препарат допустят на прилавки аптек, а в Израиле — да, евреи умеют ценить человеческую жизнь, но они умеют ценить и деньги, так что, после того как я прикинул, во сколько обойдется курс, стало ясно, что, даже продав квартиру, мы его не осилим.

Но может, я ищу связи там, где их нет и никогда не было? Наши болезни не рождаются за день, неделю или даже за месяц, они созревают медленно, годами, так что, кто знает, возможно, билеты в Барселону были нам забронированы уже в то сентябрьское утро двадцать пять лет назад, когда мы сидели рядышком в самолете, летевшем из Еревана в Таллин, и незадолго до Воронежа, где должна была состояться промежуточная посадка, я взглянул на Рипсик и был потрясен тем, какая она красивая. Или когда мы дней десять спустя, уже пьяные от любви, гуляли по проселочной дороге в Вырумаа и я неожиданно для самого себя спросил: «Не хочешь выйти за меня замуж?» Было время, полное чудес, Советский Союз разваливался, и мы еще не знали, что окажемся под руинами, мы всей грудью вдыхали воздух свободы, и наша любовь тоже была этой свободой, свободой любить того, кого хочешь, а не только соотечественников, и, хотя скоро выяснилось, что большинство этих самих соотечественников считает свою национальную принадлежность важнее и свободы и любви, мы ни разу не пожалели о своем выборе. Правда, иногда Рипсик печалилась оттого, что она «как гири» на моих ногах, а я обвинял себя в том, что поломал ей жизнь, но если бы нам дали возможность начать все сначала, мы бы снова сели вместе на тот же самолет…