Читать «Конъюнктуры Земли и времени. Геополитические и хронополитические интеллектуальные расследования» онлайн - страница 83

Не исключено, что историки когда-нибудь, вглядываясь в наши годы, увидят немало симптомов фазового исчерпания. Вспомнят и об ускоренной концентрации денежных средств в руках верховной власти, и о выступлении депутата Госдумы В. Медведева насчет оставшихся у страны ресурсов эффективной нефтедобычи на 3–5 лет [Юдина 2003], и о заявлении президента Роснефти С. Богданчикова в феврале 2003 года о том, что якобы «российский частный бизнес в нефтяной промышленности не доказал своей способности освоить нефтяную провинцию, фактически работа идет на тех фондах, что достались даром от отцов» [см.: Нефтегазовая вертикаль, 2003. № 3: 44]. В той же ретроспективе они, эти историки, возможно, доосмыслят китайский контракт ЮКОСа. Для нас он хорошо вписывается в нынешнюю восточносибирскую и дальневосточную конъюнктуру – с выходом Приморья из топливного тупика, с пуском Бурейской ГЭС, с предполагаемым в 2005 году завершением БАМа, с прокладкой автомагистрали Чита – Хабаровск и замыслом новых дорог – от Большого Невера на Транссибе к Якутску, а затем к Магадану, укрепляющих коммуникационный контур России по его восточной кайме. Но историки, может быть, расценят контракт, предполагавший пуск нефти по трубе Ангарск – Дацин уже в 2005 году, как попытку опередить фазовый кризис, начав разработку и продажу восточносибирской нефти еще до его наступления, а трубу до Находки, с которой все равно не успеть до «обвала», заморозив до следующей позитивной конъюнктуры 2010-х. При этом мы не знаем, а историки будут знать, не окажутся ли во время «обвала» Россия (и ЮКОС) заложниками возведенной и не окупившейся инфраструктуры, если китайцы по изменившимся мировым условиям скорректируют контракт с позиции превосходства потребителя.

Чтобы рассуждать о вариантах влияния «двойного обвала» на будущее России, надо представлять международную обстановку, в которой он мог бы опрокинуть наличную структуру российского экспорта – экономическую основу нашей либерально-авторитарной власти. Очевидно, что вспоенный иракской нефтью экономический подъем на Западе дал бы его правительствам дополнительные средства многообразно поддержать дружественную российскую власть. Но, с другой стороны, высокий «спрос на террор» был бы способен сформировать ситуацию, при которой западным лидерам будет просто не до России с ее скукоживающимся экспортом и импортом и долговыми проблемами.

В контексте «прогноза четырех» новый смысл способен обрести муссируемый некоторыми аналитиками сценарий прямого прорыва к верховной власти на выборах 2008 года кого-то из лидеров российской «большой нефти». Как в 1990-х президент-генерал, так сегодня президент – нефтяной олигарх уже сделался привычным фантомом московской политтусовки. Достаточно правдоподобен вариант, при котором избирательные кампании 2003–2004 годов трактуются как репетиции людей «большой нефти» перед планируемой через четыре года решающей баталией [Никитин 2003: 15–16]. И напротив, недавняя попытка политологов из Совета по национальной стратегии вбросить сценарий обретения М. Ходорковским политической командной власти уже в ближайший год через некое «правительство парламентского большинства» обнаруживает лишь то обстоятельство, что мы уже сейчас обретаемся в длинной тени 2008 года, искажающей реалии и временные дистанции. Но, как уже отмечалось, «прогноз четырех», если бы он в какой-то мере осуществился, заставил бы расставить смысловые акценты в рассматриваемом сценарии во многом иначе, чем это делается сейчас.