Читать «Алтайский француз» онлайн - страница 7

Апельсинов в детстве я не видел, потому отец пояснил: «Это такое яблоко, с картошку величиной, токо желтое. И сок в нем сладкий. Мы поначалу-то с кожурой ели. Не понравилось. Потом разобрали, что кожуру сдирать надо. Моряки упрятали нас в угольную яму и кормили этими апельсинами. Нас прям воротило с них. Не еда это. Так — баловство. Никакой сытости». Отец рассказывал, а я все пытался представить, что это такое — апельсин.

«Ну, доплыли мы до Греции. Грязней грязи вышли, ночью в море отмывались. Греки пас по плечу похлопали: давай, мол, шагайте. Мы и пошагали по Европе. Прошли ее, почитай, всю, пятки стерли до крови. Хорошо еще, кожа добрая осталась, — смеялся отец. — Сколь ношу — сносу нету. В Россию вышли, а тут уж гражданская война вовсю. Ну, мы на коней да сабли в руки. Во Франции-то я батарейцем был, а в Советской республике кавалеристом стал».

Почти на всех фронтах гражданской войны рубился отец за волю, за новую жизнь, за землю свою родную.

Много рассказывал мне отец, и за всеми его рассказами: грустными, смешными, страшными — стояло одно — родная земля, ради которой он все вынес, все вытерпел, все выстрадал…

Мы сидели в купе со старым русским солдатом, глядели на осенний польский пейзаж, и я то вспоминал отца, то пытался понять своего земляка, прожившего всю жизнь в чужой стороне.

— И много вас тогда осталось, русских солдат, во Франции? Не вернулись в Россию?

— Числом не знаю, но были, — ответил старик. — Один знакомец мой был.

— А как его судьба сложилась?

— Дак как. Работал он на кондитерской фабрике. Редко виделись. А как помирать стал, прислал за мной. Все, говорит, родная душа рядом посидит, — старик помолчал, поджав губы. — Наказ он мне дал. Ежели, говорит, дома побывать приведется — поклонись родной земле за меня и привези горстку земли на могилку.

— Поклонились?

Старик сурово взглянул на меня:

— Рази можно наказ умирающего не выполнить? Поклонился. И землицы прихватил на его долю. Приеду — посыплю.

И старик как бы отодвинулся от меня, замолчал. Я понял: говорить со мной он больше не будет.

В Варшаве мы вышли из вагона, а старый солдат поехал Дальше, во Францию. На перроне нас шумно встречали, улыбались, возбужденно говорили необязательные слова, обещали хорошие поездки по стране и встречи, а я все думал о русском солдате и никак не мог избавиться от горькой этой думы.