Читать «Такое короткое лето» онлайн - страница 127

Евгений Иванович растерялся от неожиданного вопроса. Кинул на меня острый, короткий взгляд, переставил тарелку с супом, потом сказал:

— Но ведь если мы не будем собирать документальные свидетельства прошлого, одичаем в течение нескольких десятилетий. Нельзя же каждому поколению начинать путь в цивилизацию с чистого листа. — Он постучал вилкой о край стола, поднял на меня глаза: — Что объединяет народ в нацию? Только историческая память. Без прошлого нет будущего. Я скажу вам больше. Чем сильнее мы гордимся прошлым, тем оптимистичнее смотрим в будущее. Разве я не прав?

— Может быть, — ответил я неопределенно.

— Моя жена убедила бы вас лучше, — сказал он. — Она умела это делать.

— А где ваша жена? — спросил я.

Евгений Иванович втянул голову в плечи, сжался, стал похож на маленький шарик. Я пожалел, что спросил об этом, потому что ответ и без того был ясен.

— Она умерла в прошлом году, — еле слышно прошептал он. — Была цветущей женщиной. Ночью почувствовала себя плохо, утром я отвез ее в больницу. У нее обнаружили внутреннее кровотечение, остановить которое не удалось. Идея создать музей возникла у нее. Вот вам и ответ, что я имею от него. Память. Разве этого мало?

— У вас была замечательная жена, — сказал я и снова с тревогой вспомнил о Маше.

— Да, — задумчиво произнес он. — Одиночество страшная вещь. Вам этого не понять. Но человек рожден, чтобы оставить что-то после себя. Память всегда остается. Плохая или хорошая, но это так. Мы с женой оставим музей. Я уже договорился с Бурятским филиалом Сибирского отделения академии наук о раскопке одного скифского могильника. Сюда приедут серьезные археологи. Нет, нет. Каждый человек должен оставить что-то после себя. Иначе зачем жить?

Я слушал Евгения Ивановича и уже был уверен, что оправдаю командировку редакции. Он именно тот человек, которого нужно было найти на месте ссылки декабристов. Они стремились изменить жизнь России революционным путем, он — тем, что старается сохранить нам нашу память. Может быть это именно то, что больше всего необходимо сейчас?

Евгений Иванович встал, сходил в соседнюю комнату и принес большой фотоальбом в тисненных корочках. Положил передо мной, перегнулся через мое плечо и открыл первую страницу. Я думал, что в альбоме запечатлена история музея. Но там были только фотографии его жены.

Она была в разных позах и разных одеждах. Смуглая, с примесью азиатских кровей, она выглядела на фотографиях немного полноватой. У нее было доброе лицо и умные пытливые глаза.

— Сколько ей было? — спросил я, рассматривая очередную фотографию.

— Сорок один, — сказал Евгений Иванович. У него покраснели веки и увлажнились глаза.

У меня затокало сердце. Я вспомнил последний взгляд Маши, когда она садилась в автобус, уезжая из гостиницы в аэропорт. Он был пронзительно-печальным, скрывавшим то, что знала одна душа. Я только сейчас начал понимать это. Маша что-то не договорила, не рассказала до конца.

Мы проговорили с ней всю ночь. Маша уткнулась лицом в мое плечо, обняв меня рукой за шею, и я чувствовал, как двигались ее ресницы, когда она моргала. Мне было немного щекотно от их прикосновения к коже, но я боялся пошевелиться. Я говорил о ребенке. Я так хотел, чтобы мы с ней лежали вот так же на кровати, а между нами находилось крошечное существо, шевелящее руками и ногами и гукающее при каждом движении. Ребенок казался мне не столько моим собственным, сколько частью Маши. Он мог появиться и вырасти только в ней. И я готов был любить его так же, как любил Машу. Когда я сказал ей об этом, она приподняла голову, долго смотрела на меня, словно изучала каждую черточку моего лица, потом поцеловала в губы и произнесла: