Читать «Дарья» онлайн - страница 5
Виктор Александрович Курочкин
— Как же вы добились успеха?
— Старалась, чтобы не быть хуже других. Читала книжки по животноводству. Ну, как и все.
— Скажите, Дарья Михайловна, вы любите свое дело?
Она насторожилась. Ее большие глаза выражали недоверие. «Не подвох ли здесь какой?» — говорили они. Но вдруг Дарья открыто улыбнулась.
— Вам, наверное, уже кое-что сказали. А я и сама скрывать не стану. Не очень-то мне хотелось браться за эту работу, да так уж пришлось. С первых же дней я возненавидела ее, и особенно этих тощих… свиней. Ничего не жрали, и росла у них только одна щетина. Знаете, из меня слезу нелегко выжать, а тогда я почти каждый день плакала. На работу иду — реву, домой приду — тоже реву. Помощи я ни у кого не просила. Все казалось, что мои неудачи вызывают у баб радость. Не знала, что и делать. Как-то зашла я в правление. Там никого не было. На столе лежали газеты. От нечего делать развернула одну и прочитала: «Наш опыт откорма свиней». Эту газету я — в карман, и бегом домой… Вот посмотрите, я ее до дыр зачитала.
Дарья подошла к этажерке, откинула сатиновую занавесочку. Там лежала стопка книг.
— Видите, теперь сколько их у меня, а началось все вот с нее. — Дарья улыбнулась, подавая мне потрепанную, всю в жирных пятнах газету. На второй полосе ее была помещена статья совхозного зоотехника о новом методе откорма свиней.
Дарья подробно рассказала, как, выполняя все указания статьи, покоя не давала животноводу и председателю. Вдруг она замолчала, лицо стало озабоченным. Подошла к окну, поцарапала лед, обернулась.
— А вы знаете? Вот сейчас я разговариваю с вами, а думаю о нашей свинье Трусихе. Ведь она со дня на день должна опороситься. Боюсь я чего-то: ведет она себя подозрительно.
В голосе ее слышалась тревога, на щеках проступил легкий румянец. Я не удержался.
— Красивая вы, Дарья Михайловна!
Похвалу она приняла, как пряник, — покраснела, засмеялась.
— Мне все говорят: «Красивая ты, Дарья, как, артистка, тебе бы только в городе жить». А я в Ленинграде жила у тетки. Уехала. Небо там в самый ведреный день за крыши цепляется, а солнце глядит словно через стекло немытое. Шум, звон, пахнет дымом, горелой резиной. Пойдешь в сад: деревья важные — не подступись. Трава нежная — не дотронься, а то штраф. В пруду лебеди плавают с подрезанными крыльями. И такие жалкие, что скучно на них глядеть. Люди там все куда-то спешат, торопятся. — Дарья говорила спокойно, растягивая слова. — А как вернулась в деревню, с неделю пропадала в лесу. Здесь все родное, знакомое. Солнце ласковое. Упадешь в траву и слушаешь, как звенит и шепчет кругом. Небо высокое-высокое. Висит в нем на одном месте жаворонок, а потом вдруг камнем упадет в траву. Обнимешь березку — дрожит, как пугливая девчонка. Елка стоит тихая, задумалась, ствол у нее смолой, как медом… Вот не люблю я осину! Беспокойная она.
Я вспомнил о разговоре с председателем колхоза и опросил напрямик:
— Что же вы, Дарья Михайловна, одна век коротаете?
Она усмехнулась.
— Вы угощайтесь, а то чай стынет, — и, подняв свои глаза, как будто окатила меня ледяной водой.