Читать ««Титаник». Курс по черной луне» онлайн - страница 134
Владимир Лещенко
Он спросил у Симановича.
— Зачем этот?
Тот подскочил и забормотал:
— Это поклонник вашего, отец Григорий, таланта, святости и прозорливости.
Распутин промолчал. Лакей принес ему на тарелочке яблоко и нож. Он ножом срезал верхушку яблока, а затем, отложив столовый прибор, пальцами разломил яблоко и принялся, хрустя, как кабан, его грызть.
Я стоял, молча ожидая, когда он начнет разговор, как мне объясняла мадам В-ва.
— Ты кто будешь? — наконец, осведомился он.
Я назвался, уже зная привычку Распутина всем говорить „ты“, включая и царственных особ.
— Флотский… — как бы в раздумье произнес он. — Добро, что не из
— Уж какой есть, батюшка Григорий Ефимыч…
— Какой я тебе батюшка?! — рассердился „старец“. — Я тебе поп, что ли?! Чего надоть то?
Я стал рассказывать о своем северо-сибирском проекте, говоря о больших коммерческих выгодах.
— Насчет коммерциев… — забормотал он. — Это тебе к явреям надо… Да, к явреям! — заявил старец, как припечатал. — А я-то кто? Знашь? Так я возжигатель лампад дворцовой церкви буду, и до этих ваших коммерциев мне дела нет. А хошь, к Манусевичу или Андроникову пару слов чиркну?
— Манусевич как липку обдерет, — сказал я, вспомнив салонные разговоры. — А вы человек честный, Григорий Ефимыч.
— Ой, насмешил! — так ответил он мне. — Видать, большая нужда приперла, раз ты, фон-барон, перед мужиком темным гнешься… Это уж как водится… — он усмехнулся. — Ежели дамочке чегой-то нужно, хоть самых дворянских кровей, так враз растелешиться готова… Покеда муж аль там брат в передней. Хучь на диване, а хучь — прям на ковре. А вот господа, те вежеством взять думают да политесом, да льстят, чисто лисицы! Лады, за вежество твое спасибочки, конечно, но не мой это околоток. Иди, говорю, к Манасевичу или Митьке Рубинштейну. Скажи, мол, старец послал! Ну, ступай, голубь! Недосуг мине-то… Аль чего еще надо?
Я вздохнул, думая, что дело не удалось. Чтобы встретиться с этим (строка оборвана на полуслове) мне пришлось потратить несколько дней в дамских гостиных, выпрашивая рекомендации — сперва не к нему, а к другой даме, что даст рекомендацию, к третьей, и вот…
Как вдруг он уставился на портфель в моих руках.
— А чего-й это у тебя там, флотский? — подозрительно осведомился. — А ну-кось покаж…
Я тогда понял, что все, что об этом человеке говорили, пожалуй, правда…
Возникла даже испугавшая меня до глубины души мысль, что он захочет забрать „Луну“, а вслед за ней желание — бежать отсюда прочь, куда подальше.
Но как виновный сын перед строгим отцом, я открыл портфель и достал дорогую мне вещь.
В последний момент я замешкался.
— Давай, кажи! — повысил он голос. — Аль там бутыль с вином господским каким? — грубо хохотнул этот конокрад. — Не боись, Оттыч, я только мадеру уважаю да казенку еще!
И я вытащил из портфеля завернутое во фланель зеркало, мимолетно прокляв привычку носить его всюду с собой, ибо без него я ощущал некую глухую тоску…