Читать «Венедикт Ерофеев: посторонний (с иллюстрациями)» онлайн - страница 12

Олег Андершанович Лекманов

«Песню пьяных монахов» из оперы «Монна Марианна» (музыка Ю. Левитина, либретто Н. Толстой), оседлав совок и кочергу, любили исполнять младшие братья — Борис и Венедикт:

Ехал монах на хромом осле. Задремал на седле. Рядом красотка гнала овцу И обратилась так к отцу: «Отец простой, молю, постой, На рынок подвези меня с овцой...»

В подражанье «Фарандоле» Жоржа Бизе сочинил для сына собственную «поросячью фарандолу» главный герой и рассказчик поэмы «Москва — Петушки»: «Там та-ки-е милые, смешные чер-те-нят-ки цапали-царапали-кусали мне жи-во-тик...» (147)

В записной книжке Ерофеева 1977 года приводится еще одно его «любимое стихотворение детства»:

Гром гремит, земля трясется. Поп на курице несется, Попадья идет пешком, Чешет попу гребешком.

«Папочка» Венедикта, судя по воспоминаниям Тамары Гущиной, тогда действительно, был «очень веселым»: «...высокий, стройный, с роскошной шевелюрой на голове, он был большим оптимистом и любил напевать революционные песни. Чаще других затягивал “Братишка наш, Буденный” или “Наш паровоз, вперед лети, в коммуне остановка...”» «У отца, мне сестры говорили, был замечательный голос», — рассказывала вторая жена Ерофеева, Галина. Не была в то время «грустной» и «мамочка». Сестра Венедикта Тамара вспоминала: «Чувство юмора у нее было замечательное. Мама всегда была центром внимания в молодости, центром притяжения. Вокруг нее всегда крутилась молодежь: “Анюта сейчас что-нибудь такое сказанет, что все будут хохотать”».

В начале войны Василия Васильевича почти сразу же перевели дежурным на станцию Хибины. «Как только началась война, через станцию пошли бесконечные воинские составы с вооружением, солдатами. И сразу же начались налеты немецкой авиации, — вспоминала Тамара Гущина. — Как только загудят самолеты, мама кричит: “Тамара, бери скорее ребятишек, бегите в лес!” Я хватаю Борю и Вену за ручонки, и все бежим в лес. А самолеты над нами разворачиваются и где-то поблизости бросают бомбы. Мама в панике, что нас под бомбежку послала, бежит к нам... Один самолет подбили на наших глазах. Он загорелся и стал падать — вот уж тут мы торжествовали».

В августе 1941 года мать и дети уехали сначала в село Нижняя Тойма Архангельской области, а потом — в родную для Анны Ерофеевой Елшанку. «Больше месяца мы были в дороге, — свидетельствует Нина Фролова. — Сначала поездом до Кандалакши, потом в трюме грузового парохода до Архангельска, по Северной Двине до Котласа. На какой-то из пересадок мы спали на перроне, а Борю и Вену взяли на ночь в детскую комнату. Когда все дети спали, наши братья собрали всю обувь и сделали из нее железнодорожный состав, играли в поезда, чем очень удивили воспитательницу. Потом мы плыли по Волге в барже из-под соли, нас буксировал пароход. Ночью пароход оставил нас посреди реки. Несколько дней мы плавали, голодали. Потом нас причалили к пристани, и некоторое время мы жили в каком-то колхозе, в Чувашии».