Читать «Время мира» онлайн - страница 82

Фернан Бродель

Иной раз утверждают, будто ярмарки Шампани пострадали от некоей «торговой революции», от торжества новой торговли, при которой купец остается в своей лавке или конторе, полагаясь на сидящих в определенном месте приказчиков и специальных агентов по перевозкам, и с того времени управляет своими делами издали благодаря контролю за счетами и письмам, которые сообщают информацию, распоряжения и взаимные претензии. Но разве на самом-то деле торговля не знала задолго до этих шампанских ярмарок такой двойственности: странствования, с одной стороны, оседлости — с другой? И кто мешал новой практике укорениться в Провене или в Труа?

Шанс, потерянный для Франции

Кто скажет, до какой степени процветание ярмарок Шампани было благодетельным для Французского королевства, в особенности для Парижа?

Если королевство это, политически устроенное со времени Филиппа II Августа (1180–1223), сделалось, бесспорно, самым блистательным из европейских государств еще до правления Людовика Святого (1226–1270), то произошло это вследствие общего подъема Европы, но также и потому, что центр тяжести европейского мира утвердился в одном-двух днях пути от столицы этого королевства. Париж стал крупным торговым центром и останется им на должной высоте до XV в. Город извлек выгоду из соседства стольких деловых людей. В то же время он принял у себя институты французской монархии, украсился памятниками, дал прибежище самому блестящему из европейских университетов, в котором вспыхнула, вполне логично, научная революция, бывшая следствием введения в обращение заново мысли Аристотеля. На протяжении этого «великого [XIII] века, — заявляет Аугусто Гуццо, — …взоры всего мира были устремлены на Париж. Многие итальянцы были его учениками, а некоторые — его учителями, как св. Бонавентура или св. Фома [Аквинский]». Можно ли говорить, что тогда сложился век Парижа'? Именно на эту мысль наводит, если рассуждать от противного (a contrario), заглавие полемичной и пылкой книги Джузеппе Тоффанина, историка гуманизма, о XIII в., бывшем, как он считает, «Веком без Рима» («Il Secolo senza Roma»). Во всяком случае, готика, искусство французское, распространяется из Иль-де-Франса, и сиенские купцы, завсегдатаи ярмарок Шампани, были не единственными, кто его привозил к себе домой. А поскольку все взаимосвязано, в это же время завершают свой подъем французские коммуны и вокруг Парижа — в Сюси-ан-Бри, в Буаси, в Орли и в других местах — между 1236 и 1325 гг. при благосклонном отношении королевской власти ускоряется освобождение крестьян. Это было также время, когда Франция при Людовике Святом переняла эстафету крестовых походов в Средиземноморье. Иными словами, почетнейший пост в христианском мире.

Однако в истории Европы и Франции ярмарки Шампани были всего лишь интермедией. То был первый и последний раз, когда экономический комплекс, построенный на основе Европы, найдет завершение в виде ряда ярмарочных городов и, что еще важнее, городов континентальных. То был также первый и последний раз, когда Франция увидит на своей земле экономический центр Запада, сокровище, которым она владела и которое затем утратила без осознания этого теми, кто нес ответственность за судьбу Франции. И однако же, при последних Капетингах наметилось, и на долгие годы, исключение Французского королевства из торгового кругооборота. Развитие дорог с севера на юг между Германией и Италией, связь по морю между Средиземноморьем и Северным морем определили еще до того, как завершился XIII в., привилегированный кругооборот капитализма и современности: он шел вокруг Франции на приличном расстоянии, почти не затрагивая ее. Если исключить Марсель и Эгморт, крупная торговля и капитализм, который она несла с собой, находились почти что вне пределов французского пространства, которое впоследствии лишь отчасти откроется для крупной внешней торговли во время бед и нехваток Столетней войны и сразу же после нее.