Читать «Время мира» онлайн - страница 222

Провинциальные пространства и рынки

Такие провинциальные подразделения, достаточно обширные, чтобы быть более или менее однородными, на самом деле были старинными нациями меньшего размера, образовывавшими или пытавшимися образовать свои национальные рынки, скажем, чтобы подчеркнуть различие: свои региональные рынки.

По-видимому, можно было бы даже увидеть в судьбе провинциального пространства, mutatis mutandis, прообраз, двойника судьбы национальной и даже международной. Повторялись те же закономерности, те же процессы. Национальный рынок, как и мир-экономика, был надстройкой и оболочкой. Тем же, чем в своей сфере был в равной степени провинциальный рынок. То есть в прошлом провинция была национальной экономикой, даже миром-экономикой малых размеров; по ее поводу пришлось бы повторить, невзирая на разницу в масштабе, все теоретические рассуждения, что открывали эту книгу, слово в слово. Она включала регионы и господствовавшие города, «края» и периферийные элементы, одни зоны более или менее развитые, а другие почти автаркические… Впрочем, именно в этих дополнявших друг друга различиях, в их развернутом спектре черпали свою связность, сплоченность эти достаточно обширные регионы.

Итак, в центре всегда был город или города, навязавшие свое превосходство. В Бургундии — Дижон, в Дофине — Гренобль, в Аквитании — Бордо, в Португалии — Лисабон, в венецианских владениях — Венеция, в Тоскане — Флоренция, в Пьемонте — Турин… Но в Нормандии — Руан и Кан, в Шампани — Реймс и Труа, в Баварии — Регенсбург, вольный город, господствовавший на Дунае благодаря своему главному мосту, и Мюнхен, столица, созданная Виттельсбахами в XIII в., в Лангедоке — Тулуза и Монпелье, в Провансе — Марсель и Экс, в лотарингском пространстве — Нанси и Мец, в Савойе — Шамбери, позднее — Аннеси и особенно — Женева, в Кастилии — Вальядолид, Толедо и Мадрид. Или же, чтобы закончить показательным примером, в Сицилии — Палермо, город пшеницы, и Мессина, столица шелка, между которыми долгое время господствовавшие испанские власти весьма старательно не делали выбора: нужно было разделять, чтобы властвовать.

_{Ф. Хакерт. Вид порта Мессины и Мессинского залива. Неаполь, Национальный музей Сан-Мартино. Фото Скала.}

Разумеется, когда наблюдалось разделение первенства, конфликт вспыхивал незамедлительно; в конечном счете один из городов одерживал или должен был одержать верх. Долго остававшийся нерешенным конфликт мог быть лишь признаком неудачного регионального развития: сосна, поднимающая разом две вершины, рискует не вырасти. Подобная дуэль могла быть показателем двойной ориентации или двойственного строения провинциального пространства: не один Лангедок, а два; не одна Нормандия, но, по меньшей мере две Нормандии… В таких случаях наблюдалось недостаточное единство провинциального рынка, неспособного соединить в единое целое пространства, имевшие тенденцию либо жить, замкнувшись в себе, либо же открыться для других внешних кругооборотов: в самом деле, любой региональный рынок затрагивался двояко: и национальным, и международным рынком. Для него из этого могли проистекать трещины, разрывы, смещения уровней, когда один субрегион вкривь, а другой вкось. И были также и иные причины, препятствовавшие единству провинциального рынка — ну хотя бы интервенционистская политика государств и правителей меркантилистской эпохи или такая же политика могущественных или ловких соседей. В 1697 г., в момент заключения Рисвикского мира, Лотарингия была наводнена французской монетой, что было формой господства, которому не сможет противостоять новый герцог. В 1768 г. даже Соединенные Провинции сочли себя задетыми тарифной войной, которую вели против них австрийские Нидерланды. «Граф Кобенцль,—жаловались в Гааге, — делает все, что в его силах, дабы привлечь торговлю в Нидерланды, где повсюду устраивают шоссейные дороги и насыпи для облегчения перевозки продовольствия и товаров».