Читать «Время мира» онлайн - страница 101

Из таких государств, которые возносил поднимающийся прилив, самым обширным и более всего внушающим страх Венеции была турецкая империя Османов. Поначалу Венеция их недооценила: турки для нее были народом сухопутным, мало опасным на море. Однако очень рано в морях Леванта появляются турецкие (или считающиеся турецкими) пираты, а завоевания Османов на суше мало-помалу окружали море, заранее обеспечивая себе над ним господство. Взятие Константинополя в 1453 г., прозвучавшее как удар грома, поставило турок как бы в сердце морских путей, в городе, созданном, чтобы повелевать морем. Лишенный своей сущности латинянами, в том числе и венецианцами, город сам рухнул перед турками. Но он быстро уступил место Стамбулу — городу новому и могущественному, разросшемуся за счет огромного притока населения, зачастую перемещаемого официально. Турецкая столица вскоре стала двигателем навязанной султаном морской политики, и Венеция в этом убедится на горьком опыте.

Могла ли Венеция воспротивиться завоеванию Константинополя? Она подумала об этом, но слишком поздно. Затем она быстро приспособилась к этому событию и сделала выбор — договориться с султаном. 15 января 1454 г. дож объяснял Бартоломео Марчелло, венецианскому послу (orator), отправляемому к султану: «.. желание наше — иметь добрый мир и дружбу с государем императором турок» («…dispositio nostra est habere bonam расет et amicitiam cum domino imperatore turcorum»). Добрый мир — это условие для хорошего состояния дел. А что касается султана, то, если он желал наладить обмен с Европой— а для его империи это было жизненной необходимостью, — разве не был он вынужден пользоваться посредничеством Венеции? То был классический случай взаимодополняющих друг друга врагов — все их разделяло, но материальный интерес заставлял жить вместе, и все больше и больше, по мере того как распространялось османское завоевание. В 1475 г. взятие Кафы в Крыму ознаменовало почти полное закрытие Черного моря для генуэзской и венецианской торговли. В 1516 и 1517 гг. оккупация Сирии и Египта дала туркам возможность закрыть двери традиционной торговли с Левантом. Чего они, впрочем, не сделают, ибо это означало бы прекратить транзит, из которого они извлекали крупные прибыли.

Значит, приходилось жить вместе. Такое сосуществование прерывалось, однако же, ужасными бурями. Первая большая венециано-турецкая война (1463–1479 гг.) высветила очевидную диспропорцию участвовавших в ней сил. То не была, как скажут впоследствии по поводу Англии и России, борьба кита с медведем. Медведь-то был — Турецкая империя. Но противостояла ему самое большее оса. Тем не менее оса эта оказалась неутомимой. Венеция, связанная с прогрессом европейской техники и в силу этого обстоятельства имевшая преимущество, опиралась на свое богатство, набирала войска по всей Европе (вплоть до Шотландии во время Кандийской войны 1645–1669 гг.), сопротивлялась и держалась вызывающе по отношению к противнику. Но она истощала свои силы, даже если другая сторона с трудом переводила дыхание. Венеция сумеет действовать так же и в Стамбуле, умышленно внедрять коррупцию и, когда свирепствовала война, находить способ сохранять часть своих торговых операций через Рагузу и Анкону. А кроме того, она использовала против медведя османского других территориальных медведей: империю Карла V, Испанию Филиппа II, «Священную Римскую империю германской нации», Россию Петра Великого и Екатерины II, Австрию принца Евгения. И даже один момент — во время Кандийской войны — Францию Людовика XIV. А также, для нападения на османские позиции с тыла, далекий сефевидский Иран, колыбель шиитства, враждебный суннитам-туркам, ибо и ислам имел свои религиозные войны. Короче, то было сопротивление, достойное восхищения, так как Венеция боролась против турок до 1718 г., даты заключения Пожаревацкого мира, который отмечает конец ее усилий — т. е. больше двух с половиной веков после Константинопольского мира.