Читать «Вечный огонь Ленинграда. Записки журналиста» онлайн - страница 203

Анатолий Яковлевич Блатин

19 апреля 1942 года в «Смене» был опубликован Указ о награждении института имени П. Ф. Лесгафта боевым орденом Красного Знамени «за образцовое выполнение заданий командования на фронте борьбы с немецкими захватчиками». В этом же номере мы поместили стихотворение А. Чивилихина с посвящением «Героям Отечественной войны». Оно звучало как гимн в честь отважных студентов-лесгафтовцев, бойцов и командиров партизанских отрядов:

Они отважно                умеют биться, Их именами                страна гордится. Их не пугает                орава вражья, Их в бой кровавый                ведет бесстрашье. Мороз крепчает,                крепчает ветер. И мгла нависла,                но путь их светел. И если кровью                снега намокнут, Они не дрогнут,                они не дрогнут! Добыта слава                не похвалою, Не словом громким,                но волей к бою! …Когда от залпов                дрожат дубравы, Нет славы выше                военной славы.

* * *

После довольно продолжительного перерыва городской комитет партии поручил мне выступить с докладом о текущем моменте — на этот раз на заводе «Красногвардеец». Я обрадовался возможности побывать в этом рабочем коллективе. С ним меня связывали давнишние, дорогие для меня воспоминания. Это был тот самый завод, на котором в 1914–1918 годах в перевязочном отделе работала моя мать, он назывался тогда заводом военно-врачебных заготовлений.

Жили мы в то время вдвоем с матерью недалеко от завода, на Песочной улице. К ней нередко заглядывали после работы ее подружки — перевязочницы, как их тогда называли, — молодые, задорные женщины. Став постарше, я с интересом прислушивался к их разговорам: они на чем свет стоит ругали тех, кто затеял войну, разлучил их с мужьями, братьями и отцами. Особенно доставалось царю и его приспешникам. И это было, видимо, не случайно. Перевязочный отдел слыл самым боевым цехом на заводе. Сразу же после Февральской революции несколько десятков его работниц, среди них и моя мать, вступили в большевистскую партию, приняли активное участие вместе со всем рабочим коллективом завода в революционных событиях в Петрограде.

Тогда, ранней весной 1917 года, и мне довелось побывать на одной из общегородских демонстраций вместе с рабочими завода. Матери, видимо, не было на кого меня оставить дома, и она взяла шестилетнего мальчугана с собой. Длинную дорогу через всю Петроградскую сторону я кое-как выдержал, шагая вместе со всеми, но, подходя к Дворцовой площади, устал, и меня, помню, несли на закорках рабочие — мамины товарищи по заводу. Я был один-единственный из ребят, поэтому все ко мне относились внимательно, даже ласково, наперебой заговаривали со мной, и я чувствовал себя в центре внимания. Для меня все тогда было интересно, необычно, выглядело празднично. Демонстрантов было видимо-невидимо: спереди, сзади, рядом с нами двигались нескончаемые шеренги. На пальто у каждого алые банты. Всюду красные знамена. Люди казались мне радостными, веселыми. Я, разумеется, не понимал тогда, что о торжестве народа еще не могло быть и речи, — революция только начиналась. Как мне представляется теперь, это была историческая апрельская демонстрация, когда рабочие и солдаты вышли на улицу, чтобы потребовать от Временного правительства заключения мира и передачи власти Советам. Через несколько дней после нее мать отвезла меня к бабушке, за Тихвин, где на полях еще лежал снег. Там я прожил до конца лета.