Читать «Под горой Метелихой» онлайн - страница 416

Одетая густым воротником леса, с незапамятных пор укрывает Метелиха от студеного дыхания Севера раскинувшееся у подножия село. В отлогой долине, образованной озером и рекой Каменкой, весной и летом набирается много тепла, буйно цветут сады, вызревают тучные нивы; на лугах заливных — травы в пояс.

Давно это было (тысячепудовые замшелые валуны и те не упомнят) — оседали по берегам реки пришлые племена, строили древние городища, занимались рыболовством, охотой и бортничеством, огнем и железом полонили дикие земли, врубались в лесные дебри. Были тут разные люди, говорили на непонятных друг другу языках, поклонялись каждый своему идолу. Враждовали из-за обжитых угодий, теснили один другого.

…Шли века. У подножия Метелихи рос поселок. Нарождались и умирали люди, и каждое поколение оставляло после себя новые выруба, мосты и проселочные дороги. Напоённая соленым мужичьим потом земля воздавала сторицей, но сам мужик-труженик оставался босым и голодным: классовая вражда разделила деревню на две улицы — Верхнюю и Озерную, она же поставила у Красного яра межевой столб: здесь — русские, там — иноверцы.

Глухая вражда наслаивалась веками: башкир ненавидел татарина, татарин — марийца, каждый в отдельности — бородатого, широкого в кости, трудолюбивого русского землепашца в пестрядинной, до колен рубахе и с пропотевшим гайтаном на коричневой, задубелой шее. Но от него же перенимали искусство ковать железо, выращивать драгоценные зерна жита, строить жилища с трубой.

Русский всех называл словом «нехристи» и не считал за грех выпустить на ночь лошадь в яровое поле соседа-татарина, запахать приглянувшийся клин на вырубе у марийца, выкосить пойменный пай у чуваша. Случалось, татарин хватался за нож, мариец с кистенем в руках выслеживал обидчика на лесной дороге, чуваш «пускал красного петуха» под застреху домовитого селянина.

Поп и мулла подливали масла в огонь, и уже не одиночки — деревнями сшибались у межевых столбов, на мельницах и речных переправах, крушили дубьем черепа. Кто в живых оставался, тем и другим — каторга.

Всё это в прошлом — гнет и слепая вражда. Зоревые всполохи семнадцатого года помогли увидеть истинного врага, и тот же русский мужик через чугунную прокопченную решетку заводского двора протянул братскую руку башкиру, подал другую марийцу. Вместе вышли они на булыжную мостовую, арканом из конского волоса сорвали с насеста когтистую хищную птицу.

…За двадцать послевоенных лет Каменный Брод отстроился заново. У озера расплавленным серебром отливает стеклянная крыша теплицы. Старик Пурмаль выращивает в ней не только ранние овощи, — на ветках невиданных здесь растений наливаются золотистым соком абрикосы и персики. За рекой — по правому ее берегу — раскинулись добротные фермы с водонапорной башней. Это владения Анны Дымовой — лучшего животновода района. От Красного яра через поля и перелески шагают в разные стороны высокие просмоленные столбы с кручеными, тяжело провисшими проводами. В бетон и железо закована неуемная сила Каменки. Послушная воле человека, дает она яркий, немеркнущий свет восемнадцати деревням вокруг. Сбылась заветная мечта первых комсомольцев Каменного Брода: Каменка стала ручной, покорной. По-иному выглядит и заброшенная когда-то усадьба помещика Ландсберга; здесь — межрайонная колхозная здравница.