Читать «Два детства» онлайн - страница 81

Сидим среди комнаты на стульях, молчим, думаем одну думу. Она бьется где-то под ночным небом, выслеживает путь сына. К окнам плотно прислонилась темнота. Молчит в уголке приемник, и натекает такая тишина, что некуда от нее посторониться. Где ты, утро, долго затерялось! Хоть бы люди пришли поскорей!

— Да сколько ему еще летать-то, — опрашивает Шура. — Когда же конец-то?

— Не знаю.

Вспомнилось письмо дочери. Она гостила у брата и сообщила, что Герман где-то долго был и неохотно сказал, что просидел пятнадцать суток. Это нас встревожило: значит, провинился, где-то выпрягся и получил по закону. Далеко он, не поставишь ему своей головы, не убережешь от ухабов. Только потом узнали, что сына испытывали на стойкость нервов для полета в вечной тишине, в одиночестве. А нам тишина ночи казалась мучительной, затяжной, как обложной осенний дождь.

Ложились, закрывали глаза. Тревога за исход полета становилась сильней — глаза сами открывались, а вверху был пустой потолок.

— Усни, — предлагает жена. — Неизвестно, сколько он там пробудет. Силы поберечь надо.

— Ты же не спишь.

— Не могу.

— И я не могу.

— Не случилось ли что у него? Может, он там бьется, а спуститься не может. А? Что молчишь?

И я про это же думаю, но понимаю, что так можно истерзать друг друга. Начинаю сердиться оттого, что не могу найти убедительных слов, чтоб самому поверить. Верить надо и жену заставить…

— Не может быть несчастья, не может!.. Гагарин слетал благополучно. Не загубят нашего сына. Не игрушками занимаются: дело это всемирное. Наверняка!

— Не играют… знаю… Нам легче: мы двое и дома, а он один, и кто знает, где теперь.

— Хватит тебе, помолчи! Спи, — говорю я.

— Трудно молчать. Хоть бы ветер… Такая тишина…

Встаю, включаю приемник. Он слабо потрескивает. Весь мир молчит! Хоть бы ветер, хоть бы голос человека на ночной улице… Тишина, как на дне океана!

Выхожу на крыльцо. Темное небо запахнулось-застегнулось на все звезды, не высмотришь в нем ответа. Яркая стрелка метеора опустилась в вершину тополя и потухла.

Не может быть беды! Но сын отправился в неизведанную дорогу, и кто может поручиться за счастливый исход? Если же случится непредвиденное — как отнестись к несчастью, как правильно понять его родительским сердцем, устоять?

Кто-то сказал, что космический корабль этой ночью пройдет над Сибирью. Вглядываюсь в звезды, жду: не поплывет ли среди них желанная, в которой летит частица нашей жизни. И кажется, что среди звезд проходит волнение. Они струят свой свет, несут торжественное сияние к сыну, в надземные дали, где вечен животворный луч. Пусть тебе, сын, в трудном полете будет верным ориентиром солнце!

Шура тоже выходит на крыльцо. Смотрим в небо.

— Где его там найдешь, — говорит она. — Давно ли топтался вот на этом месте, боялся заходить в темные сени, а теперь куда залетел…

Давно ли… Давно ли сентябрьской ночью вез жену на телеге по тряской дороге в больницу за двадцать километров. Только полная луна была свидетелем того, как я торопился, боялся, чтоб это не случилось на телеге в поле, как получал в спину тумаки, когда от тряски жене становилось невыносимо.