Читать «Фермер особого назначения» онлайн - страница 2
Николай Иванович Липницкий
Ага, разбежался. Или забыл, что папа никогда ничего просто так не делает? Кремень, а не мужик. Рассказывали, что людей такого склада во времена становления Советской власти первыми расстреливали. Уж слишком хорошими хозяйственниками они были, чтобы новая рабоче-крестьянская власть не видела в них своих конкурентов и противников. И упёртыми, к тому же. Таких не переубедишь и на свою сторону не склонишь.
— Давай, Серёга, вставай. В коровнике коровы что-то волнуются. Бьются, мычат. Сходи, проверь. Как бы хорёк не забрался.
Я оделся, взял большой китайский фонарь с мощной фарой, лампой дневного света вдоль корпуса и давно уже не работающим радио, нацепил на ноги калоши и вышел во двор. Сразу стало холодно. Сырой ветер залепил мне по лицу пощёчину и тут же забрался под одежду, моментально прогнав сонное тепло. Сразу стало тоскливо и неуютно. Я нерешительно потоптался на крыльце, уныло глядя в темноту. В коровнике действительно было неспокойно. И как отец только это услышал? Скотный двор находился не так, чтобы рядом с домом. Скорее, на некотором отдалении. Я и с крыльца услышал тревожное мычание и топот, только прислушавшись. А отец сквозь сон, да ещё и в доме! Вот, что значит душой за своё хозяйство болеть. Я к своим двадцати двум годам так и не приобрёл этого качества, как бы ни злился и ни ругался батя.
Ещё раз, тяжело вздохнув, я, словно ныряя в ледяную воду, спустился с крыльца и пошлёпал великоватыми калошами к коровнику. Скрипучая воротина с трудом открылась, и широкий луч фонаря осветил ряды коров, беспокойно метавшихся в своих стойлах и натужно мычащих. И тут же в нос ударил пряный запах крови. Свежей крови. Ещё ничего не понимая, я совершенно автоматически прихватил стоящие рядом с входом вилы и двинулся вдоль рядов стойл в дальний конец. Чем дальше я шёл, тем страшнее мне становилось. Наконец, осознав, что держу в руке вилы, я повесил фонарь на длинном ремне на плечо и перехватил своё своеобразное оружие обеими руками. Так, на всякий случай. Уж больно мне всё это всё больше стало не нравиться. По мере приближения к дальнему концу прохода, запах крови всё усиливался, и я вскоре, стал различать звуки, напоминающие голодное урчание и чавканье. То, что открылось в свете фонаря, меня перепугало до икоты. У лежащей на боку и всё ещё дёргающей задней ногой коровы сидел полуголый мужик и прямо зубами вгрызался в дымящуюся плоть.
Попав в луч фонаря, мужик съёжился, закрывая окровавленное лицо руками, а потом зарычал, поднялся и пошёл на меня. Вот, честно, волосы встали дыбом и зашевелились, а внутренности срослись в одну большую ледяную глыбу. Да, ещё в туалет сильно захотелось и, причём, сразу по-всякому. Я заорал благим матом и выставил вилы перед собой. Что было дальше, полностью вылетело из моей памяти. Пришёл я в себя, в руках вилы окровавленные, а у ног этот мужик остывает, весь вилами искромсанный. Вот тут-то мне поплохело окончательно. Когда отец, встревоженный моими криками, вбежал в коровник, я стоял на четвереньках над трупом и выплёскивал из себя остатки желудочного сока.