Читать «Щепоть крупной соли (сборник)» онлайн - страница 8

Владимир Фёдорович Топорков

Я рассказал о жизни первого секретаря райкома и писателя Владимира Топоркова, о том, кто он и что он, какова его суть, как порою бывает трудна его работа. Для непосвященного иногда вроде бы и неприметно — руководство большим районом, руководить надо ведь так, чтобы люди не ощущали нажима, направляющего перста, пресса, так сказать, а дело шло и спорилось, словно бы само по себе, как тележка по хорошо накатанной дороге, — все есть в этой работе, кроме одного — покоя. Покой, увы, Топоркову только снится.

Что же касается прозы, то в прозе Владимира Топоркова есть, мне кажется, живое дыхание, она дышит жизнью, правдой, ей я верю, даже если и встречаются в ней кое-какие огрехи. Если вы, дорогие читатели, не разделяете эту точку зрения — напишите, пожалуйста. Если разделяете — тоже напишите. Адрес издательства есть в выходных данных этой книги.

Валерий Поволяев

Щепоть крупной соли

Деревня военной поры просыпалась рано, наполняла тишину скрипом калиток и ставен, ревом недоеных коров, голосистым петушиным криком. В небо упирались желто-зеленые столбы кизячного дыма, пахло парным молоком, спелым хлебом.

Настасья выхватила из-под судней лавки подойник, выскочила на улицу — босые ноги обожгло стылой росой. Корова Зорька неторопливо склонила к хозяйке голову, чуть слышно промычала, точно приветствовала. Была в этом каждодневном приветствии какая-то коровья душевность, выражение преданности и любви, и Настасья благодарно погладила Зорьку.

Потом Настасья гнала корову на выгон, цедила по глиняным горшкам молоко, лазила в погреб, бежала на огород, чтоб накопать картошки, собрать огурцов к завтраку. Эти немудреные, почти машинальные занятия тем не менее поглощали целиком. Но когда Настасья возвращалась в дом и принималась готовить завтрак, тяжкие думы звали к себе. Думы тоже были каждодневными, привычными, но от этого они не становились легче.

Первым делом вспомнила Настасья мужа Гаврилу. Сначала в воображении он встал во весь свой богатырский рост, подтянутый, в хромовых запыленных сапогах, гимнастерке, немного длинноватой, туго схваченной ремнем, затем, как в кино, возник крупный план, и перед глазами осталось только лицо, обветренное, с потрескавшимися губами, выгоревшими голубыми глазами, с белесыми бровями вразлет, с русыми волосами, чуть засеребрившимися на висках.

Гаврила воевал второй год, на южном направлении, был уже и ранен, но, как писал, не очень серьезно, поэтому отпуск ему не дали, а прямо из госпиталя отправили на фронт. И хорошо, что попал опять в свою часть. Настасья каждое письмо прочитывала по нескольку раз, с длинными остановками, то соглашаясь с мужем, то, наоборот, возражая, словно Гаврила сидел рядом за столом.