Читать «Венец скифского царя» онлайн - страница 44

– К нам, что ли? – высунулась маленькая старуха.

– Ну да, только квартиру не сказал. Вот я и пришла, а чего пришла – сама не знаю… – Притвора снова пригорюнилась. – Квартиру-то я так и не выяснила.

– Говоришь, из нашего дома? – в раздумье сказала полная старуха. – Ну так это небось Танька Рыбакова из шестнадцатой квартиры, у нее мужики не переводятся.

– И вовсе нет! – возразила неказистая бабка. – Таньке чужой муж и на фиг не нужен, у нее нынче мент в ухажерах ходит! Вроде бы даже замуж она за него собирается, хотя насчет этого неточно. Говоришь, в субботу ночью?

– Во втором часу, то есть уже в воскресенье!

– Точно! – расцвела бабка. – Бессонница у меня, ну, встала водички попить, то да се, смотрю – такси подъехало. И выходит оттуда Ленка Дроздова. И вид у нее такой, как после хорошей пьянки. Я еще удивилась – вроде бы девка серьезная, работает, на машине ездит. А оно вот что оказалось. Так что точно тебе скажу – Ленка это, квартира номер восемь. Только ее сейчас нету. А машина у нее красная «Мазда», вот номер не скажу, память уже не та стала.

Мать двоих деток – Танечки и Ванечки – рассыпалась в благодарностях и поскорее удалилась, поскольку бабки приняли слишком живое участие в ее делах и даже предлагали постоять на стреме, когда она будет выяснять отношения с разлучницей Ленкой.

Оказавшись в машине, она по телефону дала подробный отчет о своем расследовании и напоследок сказала, что не прощается, поскольку знает, что эти два урода обязательно напортачат и все равно придется к ней обращаться.

Молодой воин застонал и почувствовал, как к нему возвращается сознание. И вместе с сознанием на него обрушилась боль. Мучительная, невыносимая, всепоглощающая боль. Болело все тело, каждая его частица, каждый клочок кожи, но этого было мало – боль была даже за пределами тела, весь его мир состоял из боли.

Лучше было бы умереть, лучше было бы вернуться в непроглядную черноту беспамятства.

Вслед за болью он почувствовал запах – резкий и неприятный запах горелой плоти. И этот запах пробудил его память – он вспомнил погребальный костер, вспомнил, как прорывался сквозь пламя к золотому венцу…

И понял, что запах, который он ощущает, – запах его собственной обожженной плоти.

Потом сквозь потоки боли до него донесся голос – ласковый, сострадающий. Голос, знакомый с самого рождения. Этот голос пел колыбельную песню. Песню про бесконечную степь, покрытую ранним снегом, про маленького жеребенка, скачущего по этой степи, смешно взбрыкивая ногами.

Молодой воин ощутил мерное покачивание и понял, что лежит на кошме в кибитке, которая едет по степи. В той самой кибитке, в которой он родился.

Тогда он открыл глаза и увидел склоненное над ним лицо старой женщины, полное печали и сострадания.

– Ты очнулся, Кемерис, мальчик мой! – проговорила мать и коснулась его лица нежными пальцами.

Но даже это ласковое прикосновение вызвало в обожженной коже новую вспышку боли – и Кемерис застонал.