Читать «Весьма достойная судьба» онлайн - страница 72

Давид Львович Константиновский

Я обернулся к нему. Кошкина вопросительно смотрела на Колю. Он глянул на меня исподлобья.

- Я и об этом думал,- сказал.- Видите ли, был там один человек… Как бы это покороче… В общем, в мемуарах у декабристов говорится, что у них были союзники и союзники. Так вот, он был союзником. Передавал книги, письма, помогал всячески. И я бы хотел прожить его жизнь. Сделать хотя бы то, что сделал он. Не выходя из этих рамок. И, следовательно, не внося искажений в историю.

Минуту я обдумывал его слова. Потом спросил;

- А как же он, этот самый человек?

- Гм,- ответил Коля.- Я с ним разговаривал.

- Что,- не удержался я,- хотели стыковаться? И какие коврижки вы ему, интересно, пообещали за его судьбу?

Коля посмотрел на меня с мрачной обидой.

- Я с ним просто разговаривал. И он мне признался, что если б не было у него необходимости помогать декабристам, он бы уехал из Сибири к себе в имение.

- Кто он?

- Ссыльный дворянин. Попал в Сибирь, отстаивая свою честь. Срок у него кончился. Однажды он уже отказался от перевода по службе, чтобы остаться с декабристами. Но дома у него старушка-мать, больная, полуслепая. Хозяйство приходит в упадок, засуха была, крестьяне бедствуют, их распродают поодиночке и семьями.

- Понятно. А искажения там?

- Там позднее включились его родственники. Он может действовать в пределах того, что сделали они. Зато сам будет с матерью, выполнит свой сыновний долг и обязанности перед крепостными.

- И вы, значит, предложили…

- Да. Именно. Я дал ему слово сделать все, что бы сделал он для декабристов. Что не выкажу ни лености, ни малодушия, ни страха перед властями. Что каждая малость будет выполнена.

- А практически?

- Мы договорились, что я займу его должность в губернском правлении и дом в Тобольске. А его отъезд мы обставим как малозначительное событие. Если все сделать аккуратно, можно практически избежать последствий. Я проследил год за годом. В каземате ночами этим занимался, времени хватало. Видимых последствий нет.

- Ну, а его дела… поступки, которые он совершил… они вам известны?

- С точностью. По документам.

- Н-да…- пробормотал я.

К этому надо было еще привыкнуть.

Я вспомнил, что в самый первый вечер нашего знакомства Коля вызывал у меня иронию. Потом я испытывал интерес, недоумение, досаду, симпатию, возмущение, чего только не было, наверное, почти все возможные чувства. Теперь я смотрел на него с уважением, и оно нарастало во мне, со все большим уважением я смотрел на сидящего передо мной на лавке человека с заострившимися скулами, с отросшими за время заключение в каземате волосами, в черном овчинном полушубке. Слабеющие отсветы пламени из печки освещали его взволнованное лицо.

Занятый своими, мыслями, я встал, взял несколько поленьев из принесенных Сохатым, они лежали на полу, и сунул в огонь. Посидел перед печью на корточках, глядя, как занимаются поленья сначала синеватым, потом оранжевым пламенем. Вернулся на свою лавку. Посмотрел на Колю и на Кошкину. Коля выжидательно глядел на меня. Кошкина сидела, опустив голову, и теребила Мех на своей муфте. Я попытался представить себе, что творится сейчас в ее душе. Я чувствовал, что на мне лежит ответственность за них обоих: и за него, и за нее. Я не был спокоен. Я должен был помочь им. Но как это сделать - я не представлял, и ситуация была для меня мучительной.