Читать «Жена фокусника» онлайн - страница 73

– Теперь ты – хищник, – говорит Максим. – Идем.

– Нет, – я даже не говорю, я задыхаюсь, хриплыми толчками извергая из себя воздух.

Все, кто был, зашли внутрь. Снаружи остается лишь Рослый, Максим и я. Он поворачивается ко мне:

– Ты знаешь, я могу заставить.

Он медленно шагает назад, туда, где за его спиной на нас смотрит Рослый, и тянет меня за руки. Я мотаю головой и упираюсь.

– Заставить убивать нельзя.

– Можно. Если я выставлю ТЕБЯ, в качестве кролика, – он смеется. – Ты представляешь, что начнется, если мы сейчас во всеуслышание заявим свободу всем четырем в награду за твою голову? – а потом голосом нежным и тихим он говорит. – И тогда ты будешь убивать. Никуда ты не денешься…

– И что же тогда? – спрашиваю я и слышу, как сквозь истерику прорывается, наконец, та сука, которой он хочет меня видеть. – Что тогда, щенок? Кем ты будешь помыкать? Кого запугивать? – мой голос натягивается струной. – Ты любишь за возможность устраивать персональную «Сказку» в своей спальне, и если меня не станет, что тогда?

Он останавливается и смотрит на меня. Он не улыбается, он внимательно слушает, пока я, осмелев до безумия, шагаю к нему навстречу, хватаю мелкую шавку за горло и вцепляюсь когтями в выбритый бархат кожи. Так, чтобы он чувствовал меня.

– Ты теперь зависим от меня не меньше, чем я от тебя. Я-то без тебя проживу, а вот ты без меня, ублюдок, сожрешь сам себя за неделю. Ты спать нормально начал только после того, как я появилась в твоей берлоге.

Он смотрит на меня, серые глаза становятся огромными, стеклянными – злоба и удивление взрывают его пульс. Он шарит глазами по моему лицу, глядя, как я остервенело, сквозь слезы, скалю на него зубы:

– И ты ни за что меня теперь не отдашь, тварь. И если хоть одна живая душа за тем забором набросится на меня, ты первый рванешь закрывать меня грудью, – я рыдаю, всхлипываю и, сжимая зубы, шиплю из последних сил. – Ничего ты со мной не сделаешь, потому никто не умеет бояться тебя так, как я! Без меня ты вздернешься в своей шикарной норе, – тут я истерично смеюсь и сквозь смех, сквозь слезы он слышит. – Как твоя мать. В свой собственный день рождения. Потому что ты такой же несчастный, как она…

Нечеловеческий рык, и дикая боль пронзает мою шею – он вцепляется в меня железной лапой, дергает и изо всех сил, со всей ненавистью, на какую способен, и тащит меня к металлической двери. Я вскрикиваю и плачу. Он зажимает мне рот. Он тащит меня и рычит, как самая настоящая псина.

Мы залетаем в дверь и оказываемся в темноте.

– Заткнись и смотри! – рычит он мне.

И там за кулисами самого жуткого в мире аттракциона, он прижимает меня к себе – я слышу его рваное дыхание, чувствую боль от его рук, которые рады бы вырвать из меня куски плоти, да не могут, чувствую, как долбит отбойный молот внутри его груди. И смотрю.

На арене, в полукруге смерти, слабым светом фонаря – полоса смерти на земле. Теперь я вижу, как это выглядит изнутри. Когда ты охотник. Там, где козырек бросает густую тень, стоят трое – высокий и худой, стройный и гибкий, низкий и крепкий, и их фигуры ярко очерчивает свет в нескольких шагах от них – черное на белом. Они смотрят на четырех девушек, которые еще не знают, что они на арене, и жить им осталось одну ночь. Они озираются, они оглядываются, они еще не знают – это последние минуты их беззаботного существования. И когда появляются собаки, животные куда более благородные, чем двуногие звери, начинается самая увлекательная их охот…