Читать «Призвание поэта» онлайн - страница 5

Роман Львович Шмараков

Какую бы казнь ни замышляла раздраженная женщина, служившееся превосходило своею полнотой все ее надежды. Подозрение не коснулось ее; однако наследство отошло сыновьям от первого брака, она же принуждена была вернуться в смиренный родительский дом, удержав за собою немногие мужнины подарки, язвившие ее напоминанием о прежней пышности. В однообразии новой жизни, ничем не развлекавшем ее уныния, странные мысли ее посещали, с которыми не умела она справиться. Обманувшая мужа пустой приманкой, она сама заразилась ею. как неопытная отравительница, коснувшаяся своего зелья. Мало-помалу она уверилась, что муж ее так был богат и так недоверчив, что спрятал добрую долю своего богатства в саду и что эти деньги по справедливости должны быть ее. Украдкой входила она в сад и скиталась между дерев и изваяний, стараясь угадать, какое из них придирчивая скупость ее супруга избрала хранителем своим тайнам. Наконец она пробудилась от мечтаний, чтобы разделить их с помощником. Она принялась искать Эрихто. Стесненная народною боязнью, старая ведьма жила уединенно за городской стеной, не имея охоты видаться с незнакомыми. Но настойчивость молодой женщины, умильность ходатаев, красноречие кошелька добились для нее свиданья. Женщина вошла в ее берлогу, наклоня голову, и спросила, она ли та самая Эрихто, которая исцеляет безумие и наводит его. пробуждает гроба, преклоняет бесов и входит нежданной на пир к стигийским богам. Ведьма коротко отвечала, что та самая. Женщина начала говорить, кто она такова, кто таков был ее муж и что с ним приключилось, но хозяйка молвила, что в этом нет нужды: хоть она и на покое, однако ж следит за местными новостями. Тогда женщина сказала, что она пришла за милостью; что ее муж, она в этом уверена, зарыл деньги в своем саду и они должны достаться ей — не по праву почвы, а по праву семени: пусть же колдунья, сыскав ее мужа там. где селят почтенных людей, вынудит у него, что оставил он в земле. Эрихто отвечала, что милость не по ее части, что достать деньги — дело нехитрое и что в Фессалии достаточно способных ведьм, чтобы не тревожить бедную старуху. Женщина сказала, что другие не смогли ей помочь и что она щедро наградит ту, которая исполнит ее желание. Эрихто отвечала, что ей довольно тех денег, кои у нее еще остаются от прежнего житья, и что если б она доселе не научилась умерять свои похоти, возраст и немощи наставили бы ее в этом. Женщина сказала: было время, что ее гремучая слава наполняла вселенную: теперь при ее пороге не шепчутся испуганные просители, умирающие тревожатся не о ней. а о божественном правосудии, няньки путают озорных младенцев не ею, а ее счастливыми товарками: неужели ей не хочется вновь объять песнью землю, море и звезды и воскресить старинный ужас, сопутствовавший ей на всех стезях? Эрихто отвечала, что ей довольно сознавать свою мощь и что ей теперь куда отраднее, нежели сотрясать вселенную, доживать свои дни во вселенной, которая не сотрясается. Тогда женщина откинула плащ и открыла взорам колдуньи набухший живот. Все те годы, сказала она, что они жили с мужем, боги не хотели благословить их брака, оставив ее без памяти в потомстве и в завещании, — но теперь, когда муж ее лежит в могиле, провожденный туда изъявлением общей скорби, ее утроба носит ребенка от человека, который с согласия ее мужа пришел сеять на чужом поле. Эрихто поглядела на нее с задумчивостью и по кратком молчании сказала, что поможет ей. Женщина рассыпалась в благодарностях, но ведьма ее прервала: «Да. — повторила она. — я переверну ради тебя бездну и дознаюсь у твоего мужа, что он оставил в земле; а ты вынь подушку, так ведь ходить неудобно. Не думаешь же ты, — продолжала она, с усмешкой глядя на смущенную просительницу, — что я, видевшая сервировку на стигийских банкетах, не различу, что скрывается в женской утробе, позор или лукавство». Впрочем, она выговорила в награду своим трудам половину всего, что благодаря им отыщется. Женщина поспешила на все согласиться и уйти; колдунья осталась погруженной в раздумьях. Дело, ею принятое, было непростым. Садовод ушел слишком давно и далеко, чтобы она могла до него дотянуться; следственно, нужен ей был на том свете недавний пришлец, обладавший силою делать с мертвецами все, что ему заблагорассудится. Придя к этому решению, она тряхнула головой и сквозь зубы забормотала напев, почти забытый ею, и звезды отозвались ему стоном. Она осквернила терпеливый мир, она заставила ветры остановиться, она погрузила свой таинственный невод в ночные воды, и где-то далеко, во тьме скорбной богадельни. Вергилий поднял голову. Пора было в путь. Он покинул свое место и двинулся незнакомой дорогой.