Читать «От Арденн до Берлина» онлайн - страница 59

Овидий Александрович Горчаков

Часто валил мокрый снег.

— Три фута! — удивленно проговорил Эрик, измерив глубину снега в лесу. — У нас в Бедфорде, штат Пенсильвания, это редкость, но бывает и побольше.

Эрик оптимистически оценивал обстановку:

— Это наступление Гитлера в Арденнах — сплошная авантюра. Еще кайзеровский начальник Генерального штаба Альфред Шлиффен разработал удар по северному флангу французов через Арденны и Бельгию. Потом эту идею успешно использовал в 1940 году нынешний фельдмаршал фон Манштейн, бросив танки через бездорожье Эйфеля и леса Арденн, которые французы считали непроходимыми для танков. Немцы всегда выигрывали сражения, но проигрывали войны. А теперь и силы у Гитлера не те. Вы их порядком перемололи на Востоке.

Они уже многое рассказали друг другу о себе. Эрик поведал все мало-мальски важные события из своей короткой биографии, и Виктор тоже рассказал о себе что мог. Родился он в Одессе двадцать три года тому назад. Жил и учился в Москве. После школы пошел в педагогический институт на факультет иностранных языков…

Слушая рассказы Кремлева о боях-походах, Эрик удивлялся его везучести.

— А ведь ты, Вик, ходячее исключение из теории вероятности. Согласно этой теории, тебе уж давно положено подпирать снизу ромашки, как выражаются крауты.

— Признаться, — отвечал Кремлев, — и я начал удивляться своему военному счастью уже после первого задания в тылу врага. Но после одной серьезной раны уже, увы, не считаю себя завороженным от пули.

Рассказывая о том, что ему пришлось пережить в первые часы неожиданного наступления немцев, Худ сказал Кремлеву:

— Вот когда я понял, как прав был наш армейский капеллан-католик Билли Кюммингс, когда он произнес исторические слова: «В окопах не бывает атеистов». Впервые с детских лет взмолился я господу богу, хотя с детства не ходил в церковь. А ведь мои родители — набожные пресвитерианцы, потомки шотландских пуритан.

— А я — атеист, — сказал Кремлев. — Мои родители раз и навсегда порвали с русской православной религией сразу после революции… И я о боге — есть он или нет — думал очень мало. Только раз мне захотелось призвать его на помощь — а вдруг он все-таки есть. Это было в партизанском лесу, в болоте, где я лежал целые сутки один, тяжело раненный немецкой разрывной пулей в ногу, и истекал кровью. Но, помню, сказал себе: «Не трусь, не будь предателем, не молись!»

— Ты и в самом деле большевик? — спросил Худ. — Наверное, все русские разведчики — большевики?

— Я ж отвечал вам на допросе: комсомолец я.

— А я считаю себя демократом джефферсоновского толка.

Скоро дошло дело и до заветных фотокарточек Эриха. Виктора поразило, что некоторые из них были цветными, — таких фотографий он еще не видел. Вот жена Пегги, или просто Пег, сокращенно от Маргарет…

— Никакой логики, — покачал головой Виктор. — Впрочем, и у нас произвели Женю от Евгения, Лешу от Алексея, Дуню от Евдокии…

— Вот это сын Эрик Худ-третий — пять лет. Вот дочь Пэм — три годика…

— Почему «третий»? Он что, король, твой сын?

— Наследный принц Соединенных Штатов, — засмеялся Эрик. — У нас так принято. Мой отец — Эрик Худ, я Эрик Худ-второй, а мой сын — Эрик Худ-третий.