Читать «Цвет папоротника» онлайн - страница 42

Внезапно чья-то длинная рука неслышно сорвала с Фомы пирожок. Водянистый омертвел, прижав уши, ожидая страшного удара по темени, а потом неуклюже рванулся бежать. Но через несколько шагов споткнулся и упал лицом в пушистую постель, охватив затылок руками. Сам полез в капкан. Сейчас с него снимут кожух, костюм-тройку, туфли с рантами и, чего доброго, английское белье. Но прошла минута, другая — никто не приближался. Фома украдкой скосил глаза: шапка лежала в трех метрах позади. Вокруг — ни души. Фома боязливо подвинулся к шапке. На том месте между двумя деревьями на высоте человеческого роста он обостренным взором увидел медную проволочку. Расчет у воров был тонкий: обронив шапку, перепуганная жертва сама должна была во весь дух бежать от нее прочь. Оробевшая Фомина душа с трудом выбралась из пяток. Тишина залегла вокруг кладбищенская. Стояли в школьных передничках елочки, луна лила в парк зеленоватый свет. Тень легла за ним, словно вырезанная из толя. Фома, прижимая портфель к груди, крадучись пошел дальше. Сердце колотилось, волосы на голове шевелились, и даже завитки на смушке становились дыбом. Но возвращаться назад было поздно.

Монашеская шеренга березок, забредя в сугробы, тоскливо тенькала в неподвижном разряженном воздухе, отвердевая от неслыханного мороза. Массы арктического воздуха ледяным мечом разрубали над городом щит из туч. Было градусов под тридцать. Вдруг словно артиллерийский снаряд разорвался за спиной Фомы — это на деревьях от внутриклеточной деформации трескалась кора.

Фома вскрикнул и рванул вперед. В конце аллеи перед фотопавильоном он успел увидеть в снегу чьи-то следы, которые тянулись от молоденькой березки. И испуганному Фоме почудилось, что это следы босых ног. Глубокие, но маленькие, наверное, женские следы. Фома заскулил «м-м-м-а» и рванул на освещенный бульвар из парка, где жили ночные ужасы.

Перебежав широкую магистраль, Водянистый с разбегу обнял светофор. Тут он был в безопасности. Катил перед собой вал снега грейдер, за ним, нетерпеливо сигналя, напирали машины. Из дверей гостиницы толпой высыпали иностранцы в длинных шарфах и начали бросать друг в друга снежками. «Рус, карашо!» Иноземные девчата смеялись как-то не по-нашему, маняще, с акцентом.

Фома перевел дыхание. Еще квартал — и он дома. В окнах домов мерцали разноцветными фонариками елочки. Там праздновали старый Новый год, ели пироги с хрустящей корочкой, холодец и гуся с яблоками, танцевали под блюзовую музыку всех радиостанций мира, целовались за вешалками в коридорах. Фома завистливо шмыгнул носом. Его никто никуда не приглашал. Он никому не был нужен. Водянистый нахмурился: языческие пережитки тащить в дом елку, вот что. Человечество не праздников ищет, а повода, чтобы выпить. Аспирант Водянистый прекрасно знал, что все эти древние тотемистические символы, вера в духов деревьев и животных, воды и огня есть результат бессилия человека перед природой. Срубил елку — и дух из нее вон. Одна целлюлоза, пиломатериал.