Читать «Цвет папоротника» онлайн - страница 3

Владимир Дрозд

ТАКИЕ ВОТ ДЕЛА

В ту августовскую субботу я проснулся поздно. Стояло синее, сонное, вылинявшее от жары утро. Тихо журчала бумажным голосом радиоточка. В открытом окне нашей полуподвальной комнаты мерцали солнечные искорки. Будто с высоты, отреставрированных соборных куполов над нами скапывало расплавленное золото. Такое утро могло быть и тысячу лет назад.

Наш домик на извилистом спуске, стекавшем к Подолу, постепенно совсем увяз в земле. Тонкие блинчики кирпича-сырца медленно превращались в глину. Из окна было видно, как между горбатой брусчаткой зелеными сабельками пробивается трава, а на солнцепеке покачивает седой головой одуванчик.

Улочка жила своей обычной жизнью. Прошаркали старческие ноги в ватных бурках, проплыла тощая авоська. Это баба Аня тащила внуку свежий кефир. Потом процокала каблучками стайка любопытных экскурсанток. Затем нетвердо, вразнобой проскрипели новый ботинок и старый облупленный протез. Это дядя Коля возвращался с «работы». На железнодорожном вокзале он брал билеты для желающих, двигая на кассу, как на амбразуру. Из своего окна я видел только непарадную человека.

Включив через дистанционное управление магнитофон, я спрыгнул с кровати, трижды растянул эспандер, взял скакалку и сел. Мне некуда было торопиться, некуда собираться. Я достал из кармана сигарету и с наслаждением закурил, пуская дым в лицо собственной силе воли. Приехали, слазьте. Ваша остановка. Говорят, где-то в Непале между старым и новым годом есть нулевой день, пустой лист в календаре, когда все старые дела завершены, а новые начинать не стоит. Вот такая дырка во времени, пустота между прошлым и будущим случилась и у меня. Какой-то этап в моей жизни заканчивался, и я стоял на пороге нового, где ожидали меня и зрелость и ответственность. Мне стало неуютно и холодно.

Матери дома не было. Она работала билетершей в кинотеатре и, вероятно, уже впускала народ на второй сеанс. В одних трусах я отправился на кухню, разогрел вчерашний супчик и, чтобы не мыть тарелку, хлебал его прямо из кастрюльки. Лапша скапывала на мою бородку, которую я завел, чтобы быть похожим на доцента. Похожим. Ха-ха-ха. Она в упор не видела ни меня, ни моей бороды.

Я остановился посреди кухни в звонкой тишине, как наши старинные часы с кукушкой, гиря которых уперлась в табуретку. Наступила пора, как говорил мой друг Сеня, подбивать бабки.

Чего я достиг? В то время, как мои одноклассники дружными рядами пробились в вузы, двое медалистов даже в сельскохозяйственную академию, потому что копали глубже других, я стал обыкновеннейшим работягой. Монтажником радиоаппаратуры. На заводе. И мои товарищи старательно не узнавали меня на улице. Хотя и я им не завидовал. Я уже был человеком, а они еще оставались кандидатами в люди. Я уже давал государству, а они только брали. К тому же мне до умопомрачения нравился смоляной дымок канифоли, дрожание стрелок индикаторов, спокойная уверенность в себе. Я крепко стоял на земле. И матери так было легче.

На встречах выпускников меня ставили к стенке: «Ну как, поступил?» Я серьезно говорил, что еще и не собираюсь. Мне не верили и выразительно перемигивались: «Шизик». Хотя математику я знал лучше всех в классе. И все мне сочувствовали. Будто я застрял на точке замерзания и встряхнуть меня некому. Такие вот дела.