Читать «Грустный день смеха» онлайн - страница 196
Евгений Пантелеевич Дубровин
— Ну, ладно, — говорит человек. — Пойдем. Только бы нам третий нужен. Как-то неловко пить без третьего.
— Давайте возьмем вон того с селедкой, — предлагаю я.
А напротив действительно дядька в сельской необработанной дубленке спит, накрывшись серым картузом, а из сетки, которую он к груди прижал, хвосты селедок торчат. На вид хорошая селедка, похоже, баночного посола.
Разбудили мы дядьку в необработанной дубленке, объяснили ситуацию, и тот, немного подумав, согласился пойти с нами, тем более что его поезд на следующий день уходил, аж в четыре часа дня.
Купили мы еще кулек пирожков с капустой и пошли ко мне домой. Зажег я свет во всех комнатах, радио включил. Тепло, светло, настоящий праздник.
— Только вот я мебелью не успел обзавестись, — говорю, — поесть не на чем, да и спать на газетах придется.
— Ничего, мы люди привычные, — отвечают Коньяк и Селедка. — Закусим на подоконнике, а насчет поспать, так газеты — это просто роскошь.
Здорово мы так посидели, вернее, постояли возле подоконника. Хорошими они людьми оказались.
Коньяк в пыжиковой шапке на симпозиум по адаптации инфузории-туфельки приехал из Владивостока и уже третью ночь спит на вокзале, поскольку Управление гостиницами не признало этот симпозиум законным.
— Вы этот свой симпозиум должны в городе Гавре проводить, — сказали они командированным инфузористам.
А почему именно в Гавре — неизвестно. Так что симпозиум вроде проходит успешно, а делегаты спят все на вокзалах.
Селедка в кепке приехал из города Лучинска. У них там в городской бане железная труба упала. Третий месяц народ немытый сидит, поскольку при падении труба перегнулась пополам, и горисполком командировал Селедку за новой трубой в Москву. Пришлось походить по инстанциям недели две, но вчера наконец трубу отгрузили, и можно ехать домой.
Я надул матрас, жена мне надувной матрас с собой дала, накрылся одеялом и заснул, а они долго еще газетами шуршали и каждый про свое толковали: Коньяк о проблемах адаптации и урбанизации, а Селедка все больше о неликвидных фондах, сметах…
На следующий день Селедка уехал, а Коньяк еще две ночи у меня ночевал. Правда, мы опять ходили на вокзал и выбрали себе третьего: директора Разобовского завода тары. Его на проработку в Москву вызвали, да начальник главка забыл и уехал в командировку, а без начальника все дело остановилось: ни гостиницы. ни проработки, и уехать нельзя — командировку не отмечают, говорят, без проработки уезжать не положено.
С директором все кончилось благополучно: влепили выговор, даже не строгача, и он уехал очень довольный, а у меня еще двое поселились. Один, правда, спекулянтом потом оказался: скупал в Москве дефицитный товар и отправляя его знакомым для продажи в разные города. Ну этому типу я прямо сказал:
— Мотай отсюда удочки.
— А тебе какое дело, чем я занимаюсь? — нахально так он это спрашивает. — Ты что, милиционер?
— У меня, — отвечаю, — в характеристике записано: «Честен и принципиален. Нетерпим к недостаткам». Понял? А я против собственной характеристики не пойду.