Читать «Пять причин улыбнуться» онлайн - страница 112

— А… — светлеет мамино лицо. — Простите, я не поняла. Дочь о вас ничего не рассказывала. Она у нас такая скрытная…

— Да уж… — оживает бабушка. — Вы ж замерзли совсем, промокли… Давайте-ка, проходите, сейчас мы вас согреем…

Мальчик с цветами, то есть Паша, нерешительно мнется на пороге. Руки у него — за спиной, как у заключенного. Я вижу, что в них что-то блестит. Мама берет его за локоть и почти что заталкивает в комнату. Паше волей-неволей приходится вытащить из-за спины руки, и теперь все видят, что в них — обернутые прозрачной пленкой тигровые лилии.

— Это тебе, — бубнит он в сторону Ольки. Щеки у нее такие же пунцовые, как и у него.

Подробности этой романтической истории мы узнаем, когда Пашка, уже переодетый в дедовы шмотки, болтающиеся на нем мешком, и вытертый маминым полотенцем, садится за стол. Они с Олькой поссорились за день перед ее отъездом из-за какой-то ерунды — теперь-то я понял, почему сестренка всю дорогу куксилась и раздражалась, — и Пашка тщетно пытался вымолить у моей сестрички прощение. Поскольку это ему не удалось, Пашка позвонил Катюхе, Олькиной подруге, в надежде услышать, что его благоверная все-таки не приняла окончательное решение о разрыве. От болтливой Катюхи Пашка узнал, что предмет его обожания уезжает не в Крым, а в деревню, адрес которой Катюха, гостившая у нас прошлым летом, ему немедленно продиктовала. Опоздав на последний рейсовый автобус, Пашка готов был впасть в отчаяние, но все же не сдался и решил добраться до любимой на попутках, что блестяще ему удалось. А еще Пашка покаялся во всех своих грехах и был прощен. Честно говоря, если бы моя сестричка не простила этого несчастного умалишенного, я решил бы, что у нее совсем нет сердца…

— Давай-давай, — подбадривает все еще смущенного Пашку дед. — Налегай на картошечку. И самогоночку не забывай….

— Что ж вы мне спаиваете будущего зятя? — делано возмущается бабушка.

— Ба! — искренне возмущается Олька, для которой слово «зять» почти что ругательное. Рядом с Пашкой она не растеряла своей рассудительности, но все мы относимся к ней уже по-другому, с большим теплом и с меньшей серьезностью.

Дедушка общается с Пашкой как с равным, и это помогает парню расслабиться. А вот бабушка так и норовит поздравить Ольку с удачным выбором и подчеркнуть ее новое положение:

— Ишь ты, наша тихоня… Какого парня отхватила! Ты теперь, смотри, держись за него. И Катюху свою близко не подпускай. А то знаю я этих подруг — враз отобьют…

— Полина Ивановна, опять вы за свое…

— И правда, мам, перестань глупости болтать. Видишь, Паша уже совсем засмущался. И Ольке твои разговоры ни к чему.

— Ох, не слушаете вы меня… А я, между прочим, непростую жизнь прожила…

Я вижу, как Олька молитвенно закатывает глаза: лишь бы бабушка снова не начала петь свою песню о неудавшемся браке. И Олькины молитвы услышаны — дед демонстративно хлопает себя по лбу и восклицает:

— Вот ведь, старый дурень, дверь-то я не закрыл. Сейчас натечет — завтра весь день вытирать будем!

— Ну что ж вы, Семен Арсеньевич… А что как молния в дом залетит? — трепещет бабуля, прислушиваясь к очередному громовому раскату. — Ланочка, помнишь Сергея Ильича? — Мама кивает. — Так вот к нему на дачу залетела такая штука. А он только проснулся — явь ото сна отличить не может. Хорошо, работник, тот, что баню Сергею Ильичу отстраивал, разбудил беднягу. Из-за молнии этой проклятой начался пожар. Загорелись занавески, ну а с них и весь дом. Дом, слава богу, спасли, а вот мебель почти вся погорела. А жалко, такая хорошая была… Благо Сергей Ильич — человек с юмором. «Ну ее, — говорит, — эту мебель. Если б я сгорел, она бы мне все равно не пригодилась. Разве что гроб из нее сколотили». Как же эта молния-то называлась?..