Читать «Волхвы. Дилогия» онлайн - страница 357

— Батюшка, что ж вы спрашиваете, — дрогнувшим голосом сказала Метлина, — ведь вы всегда в моих мыслях читаете… вам Господь все открывает, что есть в душе человека.

— Ну, этого, мать, не говори, что я за сердцевед… Вон, сказывают, чужая душа — потёмки!.. Только и в потёмках ощупью пройти можно! — весело говорил он. — Не смущайся, госпожа, не унывай: уныние — грех большой, ох какой большой грех!..

Он подошёл к столу и пододвинул себе кресло.

— И я прозяб, на дворе-то морозец знатный!.. Настя, ты бы мне сбитеньку горяченького, это хорошо… А вы, госпожа моя, присядьте… Поговорим, мать, поговорим без уныния и с надеждой на милость Божию о твоей дочке…

Его присутствие, его бодрость, его слова уже возымели своё всегдашнее действие. Тень глубокой грусти, начавшая скользить по лицу Метлиной, исчезла. Снова вернулось спокойствие, тишина и мир наполнили душу.

— Мне ли роптать, я ли не взыскана Божией милостью? — сказала Метлина. — Знаю я, что грех мне смущаться и быть нетерпеливой после того, что случилось с нами… Думаю я и так, что за что же нам все… и так уж чрезмерно получили… дано нам много, а это горе оставлено… Только не могу я без тоски глядеть на моё дитя единственное… а как тоска эта загрызёт, вот и иду к тебе, батюшка… чтобы ты тоску из души моей вынул да поддержал меня…

Отец Николай сделал с видимым удовольствием несколько глотков из чашки со сбитнем, поданной ему Настасьей Селиверстовной, но он быстро поставил чашку на стол и замахал рукою.

— Нет, мать, не говори так! — воскликнул он. — Боже тебя сохрани от таких мыслей! К чему счёты подводить и мудрствовать: это, мол, Господь дал, а этого не даст. Благость и милосердие Божий неисчерпаемы, беспредельны, нет им счета, нет им меры! Это людская мудрость в сем видимом мире все исчисляет, измеряет и взвешивает… Творец же выше всего этого… и как только ты свяжешь Его числом, мерою и весом, так тотчас же потеряешь истинное о Нём понятие и низведёшь Его с неба на землю… В этом и есть великая ошибка человеческой мудрости, вся слепота её!.. Говорю тебе, Божия благость неисчерпаема, дары Его неисчислимы, только мы не можем ясно видеть путей Божественного Промысла, а посему и склонны судить криво… Говорю тебе: верь, молись и гони от себя уныние. Придёт спасение твоей дочери… Как она? Что с нею?

— Да всё то же, батюшка!.. Даже ещё хуже, чем было прежде… Думала я, что всё это зло в ней, все эти мысли грешные и ужасные от бед да от нищеты нашей были. Думала, все пройдёт при перемене жизни нашей. Вот теперь она в довольстве и спокойствии, в тепле да холе… Я ли её не ублажаю! Всего у неё вволю, в светлых хоромах живёт, сладко ест, мягко спит, ни работы никакой утомительной, ласку от меня да от отца видит: подумайте, батюшка, ведь она у нас одна, ведь кого же нам и любить да баловать, как не её! Прежде и нас вот она любила, доброй дочерью была в самое тяжкое время… А теперь как будто у неё к нам ненависть… Ну просто видеть нас не может, противны мы ей… всё ей противно… Успокаиваю я её, усовещиваю, всё ей показываю милость Божию над нами… Катюша, говорю, ну как гибли мы, пропадали в работе, холоде, голоде, тогда можно дойти до греха, до отчаяния… А теперь-то, да погляди кругом себя… хорошо-то как! А отец-то, взгляни на него, ведь он возродился и духом и телом, ведь его узнать нельзя…