Читать «Третий Рим. Трилогия» онлайн - страница 46

И вдруг, в непонятном ему самому ужасе, ребёнок дико вскрикнул и затрепетал весь, потрясаемый приступом судороги…

Быстро схватила на руки мамка выкормыша и помчалась, в кроватку уложила, чёрным прикрыла, все лампады зажгла… Крест с мощами, которым отец, умирая, благословлял на царство Ваню, в изголовье кроватки поставила. А сама кинулась к иконам и, до крови ударяясь лбом о помост, громко стала взывать:

— Прости, Господи! Помилуй, Господи!.. Отпусти прегрешения все, вольные и невольные… Спаси, защити и помилуй…

А над телом усопшей княгини чёрный клир собирался отходную петь…

Только колокола кремлёвские не отозвались сейчас же на печаль в доме царском — ликующий пасхальный перезвон, дрожа в весеннем воздухе, словно твердил:

— Нет смерти в мире… Только жизнь вечная под разными видами… И самая смерть ведёт к жизни вечной!..

Глава VI

ГОДА 7046-й (1538), 10 АПРЕЛЯ — 7051-й (1543), 9 СЕНТЯБРЯ

Тяжёлое время настало для малютки-господаря московского.

Семь дней только минуло, как мать у него так безвременно умерла, а уж «большие бояре», враги Овчины, недруги Глинских и всей дружины прежней великокняжеской, свою власть-силу стали показывать.

Утром, 10 апреля, спал ещё Иван, когда почувствовал, что будит его мамка ближняя, Аграфена.

Это очень понравилось ребёнку. Хоть и ласков был к мальчику дядька, приставленный с пяти лет, по обычаю, смотреть за царём, но, конечно, ребёнок пестунью свою любил несравненно больше.

И теперь, в полусне, почуяв её руки у себя на голове, заслышав её голос, он, не раскрывая глаз, притянул мамку за шею, нашёл её ухо и капризным тоном забормотал:

— Грунька, злая… Не буди… Спать хочу! Не встану вот и не встану… Рано, поди…

И, оттолкнув Челяднину, он снова готовился уснуть.

— Ой, проснись, государь! — тревожно, но тихим, сдержанным голосом заговорила Аграфена… — Коли ты нас оставишь — кто же защитит? Я ли тебя грудью своей не питала, не выкормила?!

Иван сразу вскричал:

— Обидеть! Тебя? Кто хочет? Кто смеет? Да я голову велю срубить… Я сам…

И он неодетый, на кроватке, встал во весь рост, стиснув зубы, сверкая тёмными живыми глазами, словно волчонок, у которого берут матку-кормилицу…

— Ой, вели… Ой, покрой, заступись за нас… За Ваню, за брата моего любезного… Сам же жалуешь его, Ванюшка… Как отец он любит тебя… А его в ночи пришли, схватили… В каменный мешок вкинули, что под двором твоим новым… Там хотят голодом уморить…

Хотя мальчик и не понял весь ужас того, что говорила мамка, но суть ясна: обидели лучшего человека после мамы и мамки Аграфены; куда-то увели князя Овчину-Телепнева.

Ребёнок задыхался от негодования и злости, вдруг стихийно проснувшейся в груди.

— Кто смел?! Кто посмел?! — только и мог выговорить он.

— Посмели, Ванюшка! Птенчик, государь князь милостивый… Люди смелые, могучие… Да тише ты говори. Прокралась я к тебе… Ведь и меня хотят взять от тебя… сослать, в монастырь заточить, а то и совсем покончить, как с братцем, князем Иваном Феодорычем.