Читать «Холодная вода Венисаны» онлайн - страница 34

— Я не буду никого убивать, — говорит она.

Габо надевает коготь Агате на палец, Гефест подплывает поближе к отцу, старый габо, держа на отлете больное крыло, принимается подталкивать Агату вниз и вперед. Они плывут и плывут, и каждый раз, когда кто-то из утонувших людей появляется у них на пути, маленький габо Гефест отталкивает его в сторону. Первое время Агата еще пытается соображать, под какой частью Венискайла находится, но водоросли становятся все гуще, вода — темнее, даже рыба тут не плавает, да и габо не видно ни одного. Гефест и его отец останавливаются и смотрят вверх. Агата видит узкую трубу, в которую едва может протиснуться человек, — хорошо, что Агата еще маленькая.

— Так, значит? — говорит Агата с упреком.

Заплывать в трубу ей страшно, но габо смотрят на нее большими круглыми глазами, и Агата, не попрощавшись, плывет вверх. Водоросли и какая-то мелкая живность норовят набиться ей в рот, Агата выталкивает их языком, труба все не кончается и не кончается — и вдруг Агата начинает задыхаться. Воздух! Агата так отвыкла от воздуха, что несколько минут просто висит в воде и держится за края обложенной камнем дыры в земле. Наконец сердце у нее в груди перестает колотиться так бешено, и она выбирается из колодца. Вокруг почти темно — Агате кажется, что она первый раз в жизни оказалась в такой густой темноте за пределами спальни, когда мистресс Джула закрывает ставни на ночь, чтобы свет не мешал детям. Агата даже решает, что очутилась в каком-то помещении без окон — но нет, просто ветви, синие лохматые ветви так плотно переплетаются у нее над головой, что сквозь них почти не падает свет. Собравшись с духом, Агата смотрит на свои руки. «Если они радужные, — думает Агата, — я… Я… Я что-нибудь придумаю». На указательном пальце левой руки у Агаты надет старый-старый и почему-то раздвоенный габионовый коготь, а сами руки — белые, чистые, только дрожат немного.

Сцена 12, записанная в честь святого Вальдимира, покровителя красноволосых, планировщиков, шагающих по лесу, кофемайстеров и непослушных собак

Агате кажется, что однажды такое уже было — огромный страшный лес, и совсем маленькая Агата, и очень холодно, а ветки кажутся стеклянными; в лесу кто-то неимоверно страшный, и он хочет помешать Агате вернуться домой — но все-таки Агата возвращается домой. «Агата возвращается домой, — твердит про себя Агата, перелезая через иссиня-черные коряги, — Агата возвращается домой»; она повторяет эти слова, какзаклинание, а ветви с бархатными, клейковатыми от паутины листьями бьют ее по лицу. Ну и везет же ей, Агате: ноги чудом выносят ее на тропу: тропа ведет куда-то в чащу прямо от колодца, только Агата с перепугу не сразу эту тропу находит. Где тропа — там и люди, это Агате совершенно понятно, и люди уж точно помогут маленькой, мокрой, замерзшей девочке попасть в колледжию, а как она тут оказалась — в конце концов, не их дело; Агата планирует сделать вид, что от холода и страха совсем потеряла дар речи. Ей и правда очень страшно и очень холодно, Мелисса любит рассказывать про синий лес Венисфайн, который вырос после Великой Войны, после того, как мир накренился и случилась «аква альта» — «высокая вода», самое большое наводнение в истории Венисаны. Здесь, в лесу, всегда мокро, у Агаты хлюпает под ногами, Мелисса рассказывала, что тут ползают по подлеску огромные полурыбы-полуящерицы, когда они дышат, у них изо рта идет синий пар, а зубы мелкие и голубоватые, они вцепляются этими зубами человеку в ногу так, что не вырваться, и жуют, жуют, жуют, покане оторвут себе кусок мяса. «Глупости, глупости, глупости», — говорит себе Агата, но на самом деле из последних сил старается поднимать ноги повыше. Вдруг она понимает, что ужасно проголодалась — попадись ей сейчас рыбоящерица, Агата бы, может, сама отгрызла от нее хорошенький кусок. Вот в чем дело: там, в глубине тропы, чем-то невозможно прекрасно пахнет — жареным мясом, и свежим хлебом, и еще чем-то, взрослым и пряным. Забыв про рыбоящериц, Агата припускает бегом; она слышит голоса, она бежит, бежит и со всего размаху падает лицом вниз, споткнувшись обо что-то хрусткое. Тело женщины, отобравшей у Агаты габион, лежит на земле, все еще прозрачно-зеленое, но уже подернувшееся сухой коркой смерти. Габиона у неена пальце нет. Сердце Агаты колотится, онана четвереньках отползает в сторону, закрывает глаза и понимает, что встречаться с людьми, отнявшими коготь у несчастной женщины, ей не очень-то хочется. «Это не они», — убеждает себя Агата. Там, за поворотом, откуда тянет теплом, конечно, какие-то совсем другие люди: есть же те, кто добывает в лесу синее дерево для шкатулок, куда невесты навсегда прячут свои девичьи украшения, и те, кто ходит за разговор-травой, которую дают жевать испуганным маленьким детям, когда онине могут объяснить, что с ними случилось, — да чего только не делают люди в синем лесу Венисфайн, и уж точно убийцы не бросили бы тело прямо на тропе. «Может быть, — убеждает себя Агата, — с ней вынырнул еще кто-то из утонувших людей, они дрались за габион, и тот человек победил, вот и все». Агата берет себя в руки и встает, но внутренний голос все-таки говорит ей: «Давай-ка помедленней, дорогая», — и вместо того чтобы выбежать на поляну, Агата прячется за толстым бархатным стволом и выглядывает наружу. Святая Агата, какое же счастье, что она не стала спешить: у костра четверо, и того, кто сидит к Агате боком, она узнала бы даже через сто лет. Рубашки на этом человеке нет, он скрипит зубами и тихо стонет, заклеивая пластырем длинные, глубокие царапины на боку — там, куда ударил его когтями маленький габо Гефест. Молодой браконьер, который чуть не убил Агату, размазывает тесто по раскаленномукамню, делает лепешку и покрикивает на медлительного старика с пластырем на пол-лба — тот поворачивает на вертеле тушку какого-то небольшого зверька и помешивает палкой в котелке, от которого идет пьяный сладкий запах горячего вина — любимого напитка майстера Менонно. Четвертый браконьер перебирает что-то, расстелив на синей земле белую тряпицу, — куски габиона, вот что это, целая куча округлых, лоснящихся в свете костра прекрасных черных камней с серебряными искрами внутри. Браконьер любовно полирует их, опуская конец тряпки в котелок с горячим вином. Агату начинает подташнивать, она уже готова начать тихо-тихо пятиться, но от костра идет такой жар, а она так ужасно озябла, что решает просто постоять тут тихо-тихо, «поиграть в тень», пока немножко не просохнет одежда.