Читать «Тени леса» онлайн - страница 96

Виктория Войцек

— А что у нас синее, Миру?

— Водичка! — отвечает и задумывается. — Мамины глаза! — Их цвет я сама определяю как «мерзкий», но при ней говорить такого не стану. — И ягоды с куста за соседним забором!

Вот уж что она помнит, так это ягоды. Только я-то пальцами их мну, а Миру набирает целые горсти да за щеку пихает, пока место совсем не кончается.

— А красное у нас что?

Этот цвет Миру не любит. Говорит, страшный он. Наверное, потому что рубахи ее отца — именно красные. А как не бояться человека, который ругается постоянно?

— Кровь, — сдавленно говорит она и пытается вспомнить хоть что-то еще. Что-то хорошее. — Еще ягоды.

И я смеюсь. Потому что этот ответ подходит для любого вопроса. А если цвет — зеленый, то ягоды просто не успели созреть.

— И ты.

— Почему я? — удивляюсь и трясу головой. Когда я-то красной стать успела?

Миру чертит пальцем по земле, выводит линии, но все равно путается. Она плохо пишет. Не все иероглифы ей понятны. Под пухлой ладошкой появляется слово «Красный». Изобразив его, она стирает идущую поперек черту и тут же получает подзатыльник.

— Но так папа тебя называет! — хихикает Миру.

Казалось бы, всего одна линия, не самая большая. Но вот из слова «Красный» получается другое. «Плутовка». Так действительно зовет меня сожитель матери. И это самое ласковое из того, что я могу услышать от него. Кроме моего имени, конечно же.

— Открою тебе секрет. — Наклоняюсь и шепчу ей на ухо: — Твой папа очень глупый.

— Нельзя так говорить!

Она хохочет, падает на землю, болтает ногами.

И в этот же момент я слышу удар. Громкий. Где-то совсем близко.

Он заставляет исчезнуть Миру. И призрачное ощущение спокойствия.

ПОСЛЕДНИЙ ИЗ РОДА

Синтариль

«Мышка-Мышка».

Мне нравится это прозвище. Оно незаметное, серое.

А еще, мой господин, оно совершенно мне не подходит. Ведь что грызуны? Портят деревянные ложки на вашей кухне, разбрасывают по погребу зерно. Мелкие пакостники, настолько глупые, что хватают пропитанный ядом хлеб, а потом лежат в углу, тяжело дышат и ждут, когда кто-то заберет их в Пак’аш.

Ведь животные тоже попадают туда, правда?

А над моей головой шумит листва. Под сапогами приминаются высокие травы. К тому же, мой господин, меня сложно одурачить отравленными яствами и еще — я склоняю голову и прошу простить меня — ядом в чаше. Не могу поверить, что великие умирают так.

Я помню ваши — вернее, наши — последние мгновенья. Помню, какой холодной была ваша рука, какой болезненно бледной — кожа. Но все еще не могу принять. Наверно, не приму никогда, мой господин.

Зато ваш нерадивый младший сын оказался невероятно удачливым. Об этом говорит хотя бы то, что он не подох за те несколько Половин, которые был предоставлен сам себе. Один из членов гильдии сказал, что Лаурэль исхудал, что черные волосы стали походить на свалявшуюся шерсть дикого зверя и что благодаря хранителю он неплохо подзаработал в сомнительных заведениях на кулачных боях. Он не умеет бить по-настоящему. Его тонкие руки предназначены лишь для того, чтобы сжимать чаши с напитками или атрибуты власти. Зато он прекрасно держится против нетрезвых босот, которым тоже хочется легких денег.