Читать «За рубежом и на Москве» онлайн - страница 19
Владимир Ларионович Якимов
— Должно, дорога-то не близкая… Пешком-то ведь не то что на коне. Может, приморились да где-нибудь и соснули.
— Ну, тут спать-то нечего, — сердито сказал Потёмкин. — Это — царское дело, не своё.
В это время в комнату вошёл молодой человек лет двадцати, одетый в шёлковую цветную рубаху и такие же шаровары. Это был сын Потёмкина — Игнатий.
— Что, Игнаш, скажешь? — спросил, поворачиваясь к нему, посол.
— Роман Яглин с подьячим Прокофьичем пришли, батюшка.
— А, пришли-таки наконец? — обрадовался Потёмкин. — Ну, ну… добро. Зови их сюда!
Игнатий вышел, и через некоторое время в комнату вошли усталые Яглин и подьячий. Последний тотчас же и сел на что-то, тяжело отдуваясь.
— Ну что, как, Романушка? — обратился Потёмкин к Яглину.
— Да уж и не знаю, как тебе и рассказать, Пётр Иванович! — ответил Роман, а затем передал всё то, что описано в предыдущих главах, за исключением того, как они заходили в кабачок и как подьячий там напился.
Потёмкин слушал его с нахмуренными бровями, недовольный.
— Что же мы теперь будем делать, Семён? — обратился он к дьяку, когда Яглин окончил свой рассказ. — Вишь ты: отказали во всём. На что же мы здесь жить-то будем?
Действительно, оставаться в Ируне посольству было невозможно; приходилось перебираться во Францию. Самый неприятный вопрос был денежный. Потёмкин выехал из Москвы почти без средств. Проезжая русскими областями вплоть до Архангельска, они везде пользовались услугами воевод и ни гроша на себя не истратили. В иноземных государствах они рассчитывали проживать за счёт иностранных государей. Испанский король давал Потёмкину на содержание сто пятьдесят экю в день, и ему удалось в течение семимесячного пребывания в Испании прикопить несколько пистолей. Но их, конечно, не могло хватить надолго.
— Что же делать, Семён? — снова спросил Потёмкин своего советника.
— Что делать? Как ни кинь, а всё тут выходит клин, помощи от фряжских людей нам ждать нечего, а здесь жить — только проживаться. Одно остаётся: ехать дальше.
Потёмкин видел, что совет Румянцева был благоразумен, но всё же он стал глухо раздражаться.
«Ну, быть грозе!» — подумал Яглин и стал гадать теперь, на ком из троих посланник сорвёт своё дурное расположение духа.
Взор Потёмкина упал на подьячего, а именно на его начавший синеть от усиленной выпивки нос.
— Ты это что же, приказная строка? — закричал он на испуганного Неелова, хорошо знавшего, чем грозит гнев сердитого посланника. — Пьян опять? А?
— Я… я… ничего, боярин… — залепетал подьячий. — Так… ничего…
— Ничего? Батогов опять захотел, видно? А? Я тебя угощу! — рассвирепел Потёмкин и, схватив перепуганного подьячего за козырь его кафтана, выкинул вон из комнаты.
Гнев Потёмкина прошёл, и он, сев за стол, стал обсуждать с Румянцевым и Яглиным вопрос о переезде через испанско-французскую границу.
Решено было через три-четыре дня покинуть Испанию и выехать в Байону.
VIII
Второго июня 1668 года жители Байоны были очевидцами невиданного зрелища.