Читать «За рубежом и на Москве» онлайн - страница 144

«Вот оно, начинается! — огненной полосой прошла в голове Яглина мысль. — Сейчас… сейчас…»

Ему показалось, что в эту минуту Матвеев по-особенному разительно посмотрел на него. Роман Андреевич вдруг почувствовал в голове туман, всё перед его глазами закружилось, и он, не помня как, опустился на колени перед изумлённым царём.

— Что ты? Что с тобой, дохтур Роман? — удивлённо взглянув на него, сказал Тишайший.

— Милости, государь, прошу! Милости! — бессвязно ответил Яглин и ударился лбом о землю.

— Да что такое? — повторил вопрос Тишайший. — В толк что-то не возьму. Скажи толком, в чём дело?

— Обманул я тебя, государь… непростительно обманул… Казни, государь, раба своего…

Брови Тишайшего нахмурились, и он привстал на локте.

— Обма-анул? — протянул он. — Говори скорее чем!

— Не иностранный я человек, надёжа-царь, а твой же подданный, беглый толмач из твоего посольства к французскому королю Роман Яглин.

Тишайший некоторое время, ничего не говоря, пристально смотрел в лицо Яглина. В комнате было тихо.

— Стало быть, ты не дохтур? — прервал молчание Тишайший. — И твои бумаги о дохтурстве не подлинные, а воровские?

— Нет, государь, я — дохтур и бумаги мои не воровские, а настоящие: я учился за рубежом в высоких школах и дохторское своё звание честно заслужил. Воровским образом я только на твоего царского величества службу поступил. В том моя вина, и за то казни, государь!

Тишайший обернулся в сторону Матвеева:

— Сергеич, ты знал об этом?

— Недавно только узнал, государь, и челом тебе бью — выслушай его, — ответил Матвеев.

Тишайший размышлял, опустив глаза и нахмурив брови.

— Ну, ин ладно, пусть рассказывает, — затем разрешил он и отвалился на подушки.

Яглин начал рассказывать всё, начиная со своего житья в вотчине отца и обиды, нанесённой ему свияжским воеводой.

XXIII

Тишайший молчал, когда часа два спустя Яглин окончил свою повесть. Роман со страхом взглянул на царя, желая увидеть, какое впечатление произвело на него всё, рассказанное им. Но царь молчал. Наконец он махнул рукою и тихо сказал:

— Иди, Роман, я подумаю, чего тебе присудить.

Яглин низко поклонился царю и вышел вон.

— Сергеич, — сказал царь, видя, что и Матвеев хочет тоже уходить, — а ты останься малость. Правду он рассказывал?

— Правду, государь, — ответил Матвеев. — Не такой он человек, чтобы лгать.

— И искусный же он человек! — задумчиво произнёс затем Тишайший. — Вот судьбе было угодно, чтобы он нам жизнь спас, открыв жилу.

— Государь, — осторожным тоном сказал Матвеев, — Яглин — первый дохтур из наших русских людей, и к тому же такой, который не уступит зарубежным дохтурам.

— Да, да… — прежним задумчивым тоном произнёс Тишайший, поглаживая свою каштановую бороду. — Жалко его было бы судить.

— Прости его, надёжа-царь! Ведь любовь — не шутка, а тут в такое положение попал, что ему осталось выбирать одно: бросить девку на произвол судьбы, и она сгибла бы, или бросить посольство и идти спасать её. И потом ещё, государь, как ты будешь судить того человека, который, может статься, своим искусством славу твоему государству принести может? А ведь он — первая ласточка.