Читать «Волею императрицы» онлайн - страница 120

— Это воспитанник из старшего класса — Стефан Барановский, я вам писал о нём. Он вам не будет в тягость; человек весёлый, всеми любимый…

Как ни мало застенчив был Стефан, но на минуту смутился, выслушав рекомендацию приятеля.

— Я, если примете, проживу, сколько позволите, и пойду дальше, на родину, в Нижний Новгород.

— Не здешний, — сказал хозяин, — слышно по речи. У вас там, в Нижнем, неладно что-то; говорят, в бегах много крестьян стало, и помещики порасстроились!

— Неладно там, давно неладно; уж не первый год. У самих у нас была фабрика; никого теперь при ней рабочих не осталось, все сбежали.

— Неужели ты разогнал? — спросил старик Харитонов.

— Нет, слава Богу, ещё прежде меня, на Оренбургскую линию потянуло.

— Ну да! Все туда тянут… Кажется, время бы хорошее настало… Не сообразишь, что делается!.. Ну, пойдёмте в дом.

Разговаривая, они подошли к крыльцу, на котором показались было хозяйки, но скрылись, не желая встречать чужого человека, Барановского.

— Где ж дочери? Ольга! — позвал было отец, но никого не нашёл на крыльце. — Э! да они ретировались, — сказал он смеясь, — засели, видно, в крепости, возле пушки тётки! Так! Сначала надо высмотреть неприятельскую силу. Ну, батюшка Сильвестр, бери крепость, иди вперёд! Эх, молодость!

— Вот вам гости, жданные и нежданные! — представил он гостей дочерям и пожилой родственнице. Яницкий пошёл к ним, отвешивая поклоны, но Барановский остановился как вкопанный. Сильвестр никогда ничего не говорил ему о дочерях сержанта, и Барановский всматривался в них. Но его поразила сидевшая рядом с ним пожилая женщина, по-видимому карлица; к тому же с толстой круглой фигурой и некрасивыми чертами лица; прежде всего бросался в глаза нос её, вздёрнутый кверху как-то задорно, и неприятные зеленоватые глаза. Волосы на большой по её росту голове были жидкие, некрасивые.

«Что же Сильвестр ничего не говорил мне об этом прежде! — подумал Барановский. — Хотя бы предупредил… ведь испугаться можно!»

Между тем карлица плыла к нему на коротких ножках, прикрытых длинным, ползущим по полу платьем. И наряд её был пёстрый и странный, а ещё страннее раздавалась речь её на чисто русском языке:

— Здравствуй, батюшка, нежданный гость! Всем говорим на «ты», не гневайся! Рады чествовать, кормить и нянчить, хотя раненько пожаловал, ещё и черти на кулачках не бились! Прошу балыка и пирога откушать!

Барановский кланялся молча, а сам отходил понемногу в сторону.

Хозяин взял его за руку, будто желая приободрить, и повёл к большому столу, накрытому посреди комнаты:

— Смутила она тебя, ведь она у нас любит побалагурить! Хоть кого речами засыпет; это дальняя родня, теперь при детях, помилуй её Бог!

— Просим жаловать! Всем родня, окромя тебя! В сынки не просись, бабушкой не называй, — мы и чужому человеку рады; напитков, наедков на всех станет. Сама пеку, сама сею… — без умолку и визгливо трещала странная женщина. Барановский поогляделся и поопомнился, она напомнила ему свадебные шутки у них на родине. Он поднял высоко рюмку вина, налитую хозяином, отвечая карлице: