Читать «При дворе императрицы Елизаветы Петровны» онлайн - страница 5

Грегор Самаров

   — Вы господин Евреинов? — спросил Брокдорф.

   — К вашим услугам, сударь, — почтительно ответил старик. — Михаил Петрович Евреинов. А вы, должно быть, тот самый господин, для которого у меня заказана комната через Завулона Хитрого...

   — Завулона Хитрого? — повторил Брокдорф. — Вот-вот, это самое имя и называли мне... Ведь это еврей, не правда ли? Он занимается куплей и продажей всевозможных вещей.

   — Совершенно верно, — ответил Евреинов. — Завулон Хитрый — еврей, но он хороший и прямой человек и состоит на отличном счету как у его императорского высочества великого князя, так и у её императорского величества нашей всемилостивейшей матушки императрицы Елизаветы Петровны, да благословит её Господь! Однако войдите и освежитесь с дороги. Пока я проведу вас на русскую половину и угощу стаканом горячего чая, а между тем приготовят и вашу комнату на немецкой половине.

   — Со мною мой друг и земляк, для которого тоже нужно пристанище, — сказал Брокдорф.

   — У меня найдётся, — ответил Евреинов, — и, я надеюсь, вы останетесь мною довольны.

С этими словами он помог Брокдорфу и Ревентлову вылезти из саней и, бросив кучерам несколько слов, повёл своих гостей через двор к той половине, на которой обыкновенно останавливались заезжие мелкие купцы и крестьяне, бывавшие по своим делам в Петербурге. Главный вход в его гостиницу был с крытого крыльца, на которое вели с полдюжины ступеней. Наружная лестница и открытая галерея поднимались в мансарды и светёлки.

Проходя по двору, Евреинов трижды свистнул в серебряный свисток, висевший у него на цепочке. Тотчас же открылась средняя дверь дома, и на крыльце появилась девушка лет семнадцати. За ней следовали два парня в красных рубахах и тёмных широких шароварах, заправленных в высокие сапоги, с широкими белыми фартуками, — то есть традиционной одежде половых гостиниц и постоялых дворов. Один из них нёс огромную солонку, а другой — несколько ломтей хлеба на подносе.

   — Моя дочь, Анна Михайловна, — сказал Евреинов, указывая на девушку, — по обычаю нашей страны она приветствует гостей и встречает их хлебом-солью.

Дочь хозяина была красавица. Две тёмно-русые косы спускались почти до пят, и их единственным украшением была голубая лента. Слегка смуглое лицо с нежным румянцем не отличалось правильностью черт, но в нём было нечто более привлекательное — его ещё по-детски чистая живость и свежесть. Большие тёмно-синие глаза девушки, белки которых напоминали своим блеском перламутр, смотрели с наивной невинностью; но в глубине их светился огонёк, указывавший на затаившуюся до времени страсть. Её гибкая фигура поражала чистотою линий. На девушке была шёлковая душегрейка, отороченная мехом, и тёмная короткая юбка, едва достигавшая щиколоток и обнаруживавшая стройную ножку в красном сафьяновом меховом сапожке.

Красавица девушка спустилась до нижней ступеньки крыльца и сердечной улыбкой приветствовала гостей.

— Да благословит Господь ваше прибытие в дом моего отца, — проговорила она на ломаном немецком языке, но, несмотря на сомнительную грамматику, приветствие очень мило прозвучало в её устах.