Читать «При дворе императрицы Елизаветы Петровны» онлайн - страница 128

Грегор Самаров

   — О, ваше величество, молю вас, помучьте его посильнее!.. Пусть его мучается за те жертвы, которые я принесла ему!

   — Прекрасно! — воскликнула великая княгиня. — Всё это будет очень забавно, и мы с вами вызовем на бой весь двор помериться силами в хитрости и ловкости с двумя женщинами. А теперь, — продолжала она, откидываясь на подушки, — нам необходимо собраться с силами; признаюсь вам, что ужасно устала — la nuit porte conseil.

Великая княгиня в изнеможении опустила голову на подушку.

Глава двадцать восьмая

По уходе Чоглоковой великая княгиня несколько минут лежала неподвижно, её большие, прекрасные глаза, несмотря на усталость, горели удивительно ярко и были с глубокою задумчивостью устремлены на двуглавого орла — российский герб, вышитый на балдахине кровати.

— Итак, — тихо промолвила она, — люди своими неприязненными взорами уже усмотрели в моём сердце то, что ещё не совсем ясно и мне самой! А они уже готовы из этих бесплотных нитей сковать для меня тяжкие цепи и страшное оружие, чтобы уничтожить меня. Одна ко счастье за меня! Пусть унижают меня, сколько им хочется, пусть оттесняют меня, пусть покои великой княгини обратят в темницу, из которой додумаются изгнать даже свободу мыслить и биться моему сердцу! Счастье придёт ко мне и в эту позорную темницу! Как к Цезарю! Лично я не хочу быть меньше Цезаря; как он, я хочу верить в счастье — и как его оно вознесло на вершину Капитолия, так и меня оно возведёт на престол, славу и блеск которого я отчётливо вижу перед собою, назло окружающему меня коварству и злобе. Теперь игра в моих руках. Эти Чоглоковы мои, между тем как враги считают их своим послушным орудием; в моей власти делать то, что я хочу, в то время как они считают меня обезоруженной и беспомощной, опутанной их же сетями. От меня одной зависит дать или не дать воли и моему мятежному сердцу — дать ему то, чего оно было лишено до сих пор. О, как это было бы прекрасно!

Румянец залил бледные щёки, ярче окрасились пурпуром влажные губы, темнее стал взор, и несколько мгновений она в сладкой истоме лежала неподвижно.

Но затем быстро приподнялась и провела рукой по лбу, словно отгоняя докучные мысли.

   — Да, это было бы прекрасно, — уже более спокойно и с прояснившимся взором произнесла она. — Но ведь и прохладный грот, украшенный душистыми розами, у подножия высокой горы также манит к себе путника. Однако кто хочет достигнуть вершины, не должен прохлаждаться в его живительной сени, не должен забывать о предстоящем ему тяжком пути. Кто требует от судьбы, чтобы она возвела его на высоту, куда редко вступает нога простого смертного, от того и судьба, в свою очередь, требует отречения от всего, требует одиночества.

Несколько времени Екатерина сидела замерев; казалось, в ней происходила тяжёлая борьба.

Затем она снова тихо зашептала, словно боясь высказать вслух свои мысли:

   — Но разве мне нельзя соединить то, чего требует мой смелый ум, с тем, к чему стремится моё мятежное сердце? Разве тот, к кому стремится всё моё существо, не может быть моим помощником на том пути?