Читать «Чаттануга» онлайн - страница 647
Брюс Стерлинг
Хью сложил с себя полномочия губернатора. Он попросил у народа прощения и проливал горючие слезы перед камерой, выражая глубокое раскаяние в прежних злоупотреблениях и обещая с иголочки новую, стопроцентную, согласованную с федеральным руководством политику сотрудничества с Нормой. Его вице-губернатор тоже подал в отставку, но об этом никто не жалел, поскольку он всегда был самой бесцветной из всех пешек Хью.
С подачи Хью Сенат штата быстро утвердил в должности нового губернатора. Это была эффектная молодая чернокожая женщина из Нового Орлеана, бывшая королева красоты, отличавшаяся такой поразительной и неуместной (по крайней мере, для главы исполнительной власти штата) красотой и грацией, что камеры всего мира просто не могли оторвать от нее линз.
Первым шагом нового губернатора как главы исполнительной власти было прощение всех членов прежнего правительства штата, и в первую очередь Зеленого Хью. Его вторым шагом стала легализация отношений с Регуляторами в штате Луизиана — формальных и неформальных. Регуляторы отныне становились законопослушными членами местных органов РУГО, организованных точно по образцу федеральной службы, которую мудрый Президент в своем беспредельном милосердии создал для американской республики. Кроме того, было сказано, что некоторые гаитянские гости штата Луизиана все еще удерживаются в плену федеральными властями, и новый губернатор, будучи сама гаитянского происхождения, просила, чтобы им было оказано снисхождение.
Предприимчивая журналистская команда — очевидно, предупрежденная частным образом — сумела найти и опросить некоторых граждан Гаити, коротавших время в своем федеральном медицинском загоне.
Гаитяне, вырванные из своих домов и обшариваемые медиками сверху донизу, естественно, выразили самое страстное желание вернуться в свой заболоченный поселок. Их жалобные мольбы звучали чрезвычайно поэтично, даже в переводе. Но в конце концов, это были всего-навсего гаитяне, так что никто не чувствовал особой нужды обращать внимание на их желания. Они остались в своей каталажке для нелегальных иммигрантов, а президент стал выжидать провала очередной креатуры экс-губернатора.
О Бунском национальном коллаборатории и о его одержимых преобразователях Президент не сказал ни слова и не предпринял ровным счетом ничего. Видимо, у него имелось много других забот, более важных и интересных, — а этот Президент был вполне в состоянии присмотреть за тем, чтобы его интересы были четко обозначены и предложены всеобщему вниманию.
Когда война закончилась таким неожиданным и потрясающим образом, массовое паломничество в Буну сначала сбавило темпы, а затем даже поменяло направление. Люди увидели достаточно. До многих из тех, кто приезжал в Буну поглазеть, или создать себе репутацию всезнайки, или в погоне за модой, — даже до самых легкомысленных из них, — наконец стало доходить, что это столь романтичное, некоммерческое, интеллектуальное и диссидентское «тепличное» общество просто не всем подходит. Жить здесь означало неустанно трудиться. То, что денег не хватало, отнюдь не значило, что не хватало работы, — как раз наоборот.. Застой в науке и повальные неудачи в экономике требовали работы с полной отдачей, непрерывных самоотверженных усилий, при том что многое неизбежно растрачивалось даром: на эксперименты, которые проваливались, на пути, которые вели в тупик, на интеллектуальные соблазны, которые оказывались обманчивыми болотными огоньками.