Читать «Байки из мавзолея. Роман в анекдотах» онлайн - страница 3

Да и в данном конкретном случае. Ну, уворовали пару мешков цемента. Кто-то сделал себе личный подарок. Но при чем же здесь политика, строй и советская власть?..

Владимира Ильича мы выгрузили на моем участке, на краю огорода, возле яблони. Я хотел монтировать его немедленно, но братья Трясучкины дружно взмолились:

— Николаич, устали! Завтра с утра. Налей малежко!

При этих словах старший — Волоха — чуть раздвинул большой и указательный палец, обозначая величину размера.

Конечно, какой-нибудь иностранец — швед или американец — не увидели бы в этом жесте ничего необычного. Чуть-чуть налили на дно. В палец. Или два.

— Что же здесь странного? — еще бы и удивились они.

Правильно. Чуть-чуть на дно. Это они подметили верно. Но дело здесь — в таре. А это не стакан. И не кастрюля с широким дном для приготовления борща. И даже не бочка под засолку огурцов.

Тара — это, если хотите, сосуд планетарных масштабов. Акватория Тихого и Атлантического океанов, вместе взятых. Ну, на худой конец, пресноводного озера Байкал. Вот что такое русская тара!

— Зачем же столько пить? — онемел бы от изумления иностранец, представив разумом объем, и долго-долго ловил бы воздух широко раскрытым ртом, приходя в себя.

Зачем? Зачем? А затем!

Да разве может понять какой-нибудь Курт или Джон широту и размах загадочной русской души? Ее тайну, порожденную бесконечностью не озираемых глазом и умом пространств. Долгой, длящейся полгода, полярной ночью.

А потому питие — это для нас не пьянство. Это полет души в космические дали, это отрыв от мелочей и суеты повседневной жизни, бесплодных ожиданий и несбывшихся надежд.

Это освобождение. Освобождение от тяжкого и невыносимого многовекового гнета рабства: татаро-монгольского ига, крепостного права, царского угнетения и ложного совкового равенства. И, если есть где-то на том или на этом свете рай, то питие позволяет приблизить его к себе, увидеть и разглядеть воочию.

Питие — процесс не материальный, а духовный. А можно ли насытить дух? И о каких размерах здесь можно говорить.

Я много сказал. Я умолкаю.

Утверждают, что сильно пьющий человек за свою жизнь выпивает цистерну спирта. Может быть. Не каждому суждено подняться и воспарить.

За свою жизнь братья Трясучкины пропустили через себя по целому товарному составу. Причем каждый. И вовсе не считали свою жизнь подвигом. И, что самое удивительное, оставались живы. И не только живы и частично здоровы, но и ходили, разговаривали и могли исполнить простую незатейливую работу. И при этом не отрывались от пития.

Они действительно были родные братья. Не только по духу и занятиям, но и по крови. И фамилия у них была не Трясучкины. Если уж быть скрупулезно и педантично точным, то Трясучкиным можно было назвать только младшего — Витюху, которого действительно терзал похмельный тремор. Их истинную фамилию никто не знал, да и сами они ее, наверно, забыли. Трясучкины — так и прилипло. И никто их не звал по-другому.