Читать «До и после Победы. Начало» онлайн - страница 46

— Значит, плохо старались. Вспомните слова Надежды Константиновны — "нет плохих учеников — есть плохие учителя". И прошу об этом не забывать. Так как наказывать ученика расстрелом за то, что ему попался плохой учитель — это знаете ли ни в какие ворота… Так что — все еще хотите расстреливать трусов? Или же все-таки подумаем, как сделать из них ответственных бойцов?

— Посмотрим…

— Тимофей Ильич, некогда уже смотреть!!! Смотреть надо было раньше! Сейчас надо действовать. И я рассчитываю в этом вопросе на помощь в том числе политработников. И не только на помощь, но и на непосредственные действия. Так как — поможете? Или будете настаивать на расстрелах?

— Да…

— Что "да"?

— Помогу.

— Только Вы? или и остальные политработники тоже помогут?

— Все поможем.

— Ну вот, другое дело…

Нет, мне определенно начинало нравиться давить таких как этот твердолобый Ильич. И ведь мужик-то неглупый, но мозг включает редко — все больше норовит взять нахрапом и передергиваниями. Ну и получает той же монетой. Только в отличие от него, у меня за спиной успешная организация советской власти в тылу врага, а у него — только его разбитая часть. Вот и норовит прибрать "мое" под себя, чтобы реабилитироваться в глазах начальства, да и в своих собственных — "уж я бы показал, если бы командовал". По-человечески я его понимаю, но относиться к нему по-человечески в таких пикировках — это означает поставить под удар все сделанное нами, всех тех людей, которые сейчас находятся под моим руководством. Позволить такого я себе не мог. Поэтому при разговорах с комиссаром я постоянно держал в голове, что нельзя относиться к нему как к человеку — только как к неразумному существу, которое хочет все испортить. Это позволяло держать во время разговора необходимую жесткость, иногда даже жестокость — такие только под это и прогибаются — когда получают встречную жестокость, направленную на них. Как в анекдоте — "а нас-то за что?". Она зиждется на ощущении, что ты можешь сделать с этим человеком все что угодно не взирая на последствия. Вот когда ты ощущаешь по отношению к такому человеку, что ты можешь и готов его убить даже если тебя после этого посадят а то и убьют — они это отлично чувствуют и как-то себя сдерживают, хотя по факту они такие же отморозки. Главное — ощущать эту готовность. А убьешь или нет — это дело десятое. На твой выбор. Они боятся произвола по отношению к себе. Тем более что по отношению к комиссару я имел возможности исполнить этот произвол. Причем это даже будет оформлено по закону — мои гражданские и военные юристы могут подвести статью под любого. Не факт, что потом претензий все-равно не предъявят. И не факт, что юристы не расколются в подтасовывании статей — тут еще надо будет работать — как по подбору юристов, так и по их прикрытию от наездов. Но то, что прямо здесь и сейчас комиссар в моей власти — это факт. И он об этом знает, потому и не лезет совсем уж на рожон.

— … Итак, что же такое страх? Страх — это ожидание неизвестности.

По залу прошелся гул. Все в общем-то знали, что такое страх. Точнее — как он проявляется, ну и исходя из этого и давали ему определение — дрожь в коленках, потливость и так далее. Но хитрость была в том, что на самом деле они давали не определение страха, а перечисляли его проявления. Этот тонкий момент я выявил еще в самом начале моего здесь пребывания. Я бы и сам давал такое же определение, но вот со стороны, когда приходилось общаться с бойцами — наедине и группой — я вдруг как бы увидел со стороны эту подмену. И стал над ней думать. Как и все "общеизвестное", страх всем известен и потому "не требует" определения — все и так про него знают. Поэтому-то и возникают проблемы с его преодолением, что он сразу же неправильно идентифицируется. А если неправильно описать проблему, то скорее всего она не будет решена. Точнее, она решается по мере того, как боец все больше участвует в боях — страх уходит, становится привычным. Но начальный период из-за этого неправильного определения затягивается, отчего у нас растут потери. Поэтому, подождав, когда гул закончится, я продолжил.