Читать «Ход сражения» онлайн - страница 7

Лев Сергеевич Овалов

Батыева слушали в напряженном молчании. Организованно никто не выступает. Но все гуще и гуще несутся с мест выкрики.

— Спасибо, что уполномоченного убрали…

— Думали, кишки вытащит!

— Тараруев тоже хозяйничал…

— Да он партизаном был!

— Водку он только по-партизански пил.

— До Бородкина сколько времени Головачев председателем ходил…

— При нем только кулакам свобода была!

К Батыеву сыплются вопросы:

— Вот у меня весь лен погиб, а с меня тридцать пудов льносемян требуют… Я только двенадцать могу сдать…

— Весь погиб?

— Весь.

— А двенадцать можешь сдать?

— Двенадцать могу.

— Как так, — смеется Батыев. — Весь погиб, а сдаешь двенадцать… Не бывает так, чтобы рука погибла, а пальчик остался.

— Товарищ Батыев, у меня хлеб плохой!

— Плохой, говоришь? — задумывается Батыев. — А вот мы сейчас других спросим. Ведь у кого-нибудь и хороший был.

— Был! Вестимо был! — раздаются голоса.

— Вот и отлично. У кого хлеб хороший был, подними руки.

Никто не поднимает.

Все смеются.

Вдруг с треском лопается стекло. Выстрел. Другой. Стреляют в окна, около которых сидят сельсоветчики.

Батыев недвижим. Он только поднимает голову, всматривается в десятки испуганных глаз, указывает на двух парней и посылает их:

— Сходите. Выясните.

Новый выстрел. Пуля застревает в потолке. Я сижу спиной к окну. Неприятный холодок пробирается ко мне за ворот. Хочется подвинуться в сторону. Батыев неподвижен. Надо держаться потверже. Неподвижно замираю против окна.

— Правильно говоришь, товарищ Батыев!

Рыжий, в овчинном кожухе пожилой крестьянин поднимается со скамейки.

— Не боюсь Головина! Идем, покажу яму, где у него хлеб зарыт.

Против него встает седой, остробородый старик и кричит в лицо рыжему крестьянину:

— Семахин-то знаешь?… Семь десятин утаил.

Обоих перебивает по-монашески повязанная коричневым платком женщина:

— У Филиппа Егорыча хлеб нашли, а батраки сказали, что ихний… Нарочно подговорил. Филипп-егорычев это хлеб!

Перелом.

В глазах Батыева запрыгали веселые искорки.

— Так что ж будем делать? — крикнул он собранию.

Нельзя было разобрать, кто говорил — говорили все.

— Хлеб везти!

— Кулаков заставить!

— Наканителились!

— Будя!

— Товарищи, сегодня ночью мы будем работать, — вслух решил Батыев. — Кто хочет помогать — оставайся.

Народ не расходился.

— Товарищ Костюк, организуй-ка бригады, разбей по районам и двигай, распорядился Батыев.

В это время к нему подошел один из двух посланных на улицу парней.

— Головачев стрелял, — тихо сообщил парень.

— Очень хорошо. Позовите ко мне милиционера, — продолжал невозмутимо распоряжаться Батыев.

Кудлатый, растрепанный, поднятый с постели милиционер, обросший жгучей черной щетиной, сердито пялил глупые голубые глаза.

— Ничего не делаешь? — быстро спросил его Батыев. — Спишь? Ты спишь, а кулаки не спят. Не думают спать.

Милиционер сердито чесал поясницу.

— Сколько хозяйств описано?.. Нет таких?

— Ни при чем я. Рябовских виноват, — выдавил из себя милиционер.

— Теперь рады будете на Рябовских сваливать… Свои головы есть. — Батыев рассердился. — Ни к чорту работать не умеете!