Читать «КУРОПАТЫ: СЛЕДСТВИЕ ПРОДОЛЖАЕТСЯ» онлайн - страница 93
Георгий Тарнавский
Авторская ремарка
Надо сказать, что нашему следствию в какой-то мере повезло: после публикации сообщения о возбуждении дела о Куропатах в Прокуратуру БССР, в редакции газет стало приходить много писем. Были среди них настоятельные просьбы, а иногда и категоричные требования немедленно приехать и записать показания. Люди, из которых «признания» выбивали когда-то с помощью «мельниц», теперь умоляли выслушать их скорбную исповедь, справедливо надеясь в душе, что она добавит один крохотный мазок в общую картину всенародной трагедии, поможет вернуть людям правду о времени их горькой и незабываемой молодости.
Из Чернигова откликнулся Василий Демьянович Волошко:
«Пришлите следователя. Я сидел в Минской тюрьме, все помню и могу рассказать подробно. Готов приехать сам, хотя и не очень здоров».
Из Гродненской области написал Иван Николаевич Рапацевич, из Брестской — Анастасия Игнатьевна Игнатчик. Все они были немедленно опрошены.
В записанных ими рассказах много общего: мечта о радостной жизни в Стране Советов, дерзкий переход границы, а вслед за ним — допросы, пытки, издевательства. Но есть и сохраненные памятью редкие детали, подробности, без которых трудно во всей полноте восстановить истину.
Мы процитируем сейчас наиболее характерные фрагменты из их показаний, в которых, как нам представляется, есть крупицы ответов на многие из уже заданных и еще ждущих нас впереди вопросов.
Василий Демьянович Волошко, 1915 года рождения, пенсионер:
— В 1935 году за принадлежность к Коммунистической партии Западной Белоруссии и «антигосударственную деятельность» польский суд водворил меня на три года в тюрьму. Но через год по амнистии я был выпущен, хотя и лишен всех гражданских прав, поставлен на особый учет как неблагонадежный. В августе 1938 года, спасаясь от очередного ареста, вместе с односельчанами Герасимом и Яковом Красовскими, Сидором Лоско и другими, фамилий уже не помню, перешел советскую границу.
Нас арестовали и привезли в Житковичи. Здесь до октября истязали, выбивали признание в шпионаже, в намерении взорвать какой-то мост. Следователь все убеждал нас, что если подпишем эти показания, то нам дадут по три года, но зато мы получим потом советское гражданство. Мы поверили, подписали…
В Минской тюрьме следствие продолжалось до февраля 1939 года. Затем состоялся суд военного трибунала БВО. Помню, что судьей был Лернер, заседателями — Сологуб и Савицкий. Я категорически отрицал свою вину. Мне не дали говорить и увели в камеру смертников. Через час принесли приговор: высшая мера наказания. Вскоре мне стало известно, что из 11 человек нашей группы восьмерых приговорили к расстрелу, Павлу Волку дали 20 лет лагерей, а двум женщинам, фамилий их не помню, — по 3 года. Поздней четверым, в том числе и мне, расстрел заменили 10 годами заключения.
…В то время в Минской тюрьме находились в основном перебежчики из Западной Белоруссии. В каждой камере содержалось не менее 20 человек. Ночью приговоренных к смерти увозили на расстрел. Куда — не знаю. Да, рядом с нами, белорусами, были и литовцы, латыши, но не так много.
