Читать «КУРОПАТЫ: СЛЕДСТВИЕ ПРОДОЛЖАЕТСЯ» онлайн - страница 19

«Считаю, что статья впервые за три последних года ставит вопрос о преступлениях сталинского времени предельно конкретно, и вижу в этом большой шаг вперед по пути всевозрастающей гласности. Считаю также, что в материале правильно говорится о необходимости наказания, пусть символического (ведь многих преступников уже нет в живых), тех, кто ответствен за совершенное в 30-е годы».

Кандидат философских наук Р. Миненков:

«Не могу не откликнуться на публикацию „Куропаты — дорога смерти“. То, о чем в нем написано, невозможно осмыслить, потому что это за пределами нормальной логики. Разум останавливается перед этой ужасной вакханалией мракобесия и не может найти ей какое-то определение и оправдание. Народ уничтожался от имени народа и ради его… счастья. Такого издевательства над людьми, над великой гуманистической целью, причем со стороны своего народного правительства, видимо, не знала ни одна эпоха и ни один народ! Что это? Откуда? Из каких чудовищных глубин истории?»

Пенсионерка из д. Сычи Несвижского района Г. Апанович:

«Прочитав эту статью я, наконец, узнала, где покоится прах моих родителей. Может, найденные при раскопках подошвы фетровых сапожек мамины — она тоже носила 36 размер? Ее арестовали 10 марта 1937 года, когда она понесла передачи моим отцу и брату. Первым у нас забрали брата — в ночь с 5-го на 6-е ноября 1936 года. Обыск вели до утра, перевернули все в хате, на чердаке, в сарае. Ничего не нашли, но брата увели. Утром мы узнали, что той же ночью были арестованы братья Игнатовские — Валентин и Федор, сыновья академика Игнатовского. Брат мой дружил с Валентином.

В следующую ночь увели шурина — брата нашей невестки. Они дружили еще со школы. Одним словом, за две ночи арестовали всех друзей моего брата — одиннадцать человек. Мама очень плакала, но тот, кто арестовывал, успокоил, сказал, что сын через несколько дней вернется.

Мы каждый день ждали его возвращения, но так и не дождались. А в ночь с 25-го на 26-е декабря 1936 года увели и отца. Обыска не делали, сказали ему быстро собраться, взять пару нижнего белья. И снова успокоили, что отец вскорости вернется. Потом пришла и мамина очередь. Когда ее забрали, мне только-только исполнилось 11 лет. И что удивительно, меня даже в детский дом не определили, так и жила одна. Пустила в дом квартирантов, на их содержании и была, училась в школе, до войны закончила семь классов.

Родители мои не занимали никаких постов, отец простой рабочий, ударник, трудился медником-лудильщиком на фабрике, а мама была домохозяйкой. Брат после окончания школы начал работать на заводе, не помню на каком, учился на вечернем отделении автодорожного техникума, потом его приняли в управление шоссейных дорог. Старательный, хороший был работник. Как и отец, все умел делать. Даже дом, в котором мы жили, они вдвоем построили своими руками.

Где-то в конце сентября 1937 года я понесла передачу, но у меня ее не приняли, сказали, что родители уже высланы из Минска, осуждены на 10 лет без права переписки. Тогда почти всем выносили такой приговор. Я писала письма и Сталину, и Калинину, и Ворошилову, но ответ был один: „Дело будет рассмотрено в ближайшее время“.

Когда началась война, мне удалось выбраться из Минска. Я попала в Саратов, где меня, наконец, определили в детский дом. Шла война, я понимала, что теперь людям не до моих родителей, и никуда не обращалась. Но как только Минск освободили, вернулась домой. Соседи рассказали, что меня искала женщина, которая сидела с мамой в одной камере. Она сообщила, что мама не признала себя виновной, что все время очень тревожилась обо мне. Нервы ее не выдержали, и она сошла с ума. Я поняла, что маму уже никогда больше не увижу.

В 1946 году я снова обратилась в органы НКВД, чтобы узнать судьбу своих родителей и брата. Мне ответили, что брат умер в 1941 году от менингита, отец — в 1942 году от сердечной недостаточности, а мать в 1944 году от воспаления легких. Я поняла, что это ложь.

Правду сказали в 1956 году, когда органы КГБ отыскали меня и пригласили на беседу. О многом подумалось, пока ехала в Минск, но даже не догадывалась, что мне просто хотят сообщить о реабилитации родителей и брата. Оказалось, что их обвиняли в шпионаже, в измене Родине, терроризме и диверсиях. По делу проходило 19 человек и все они были расстреляны в 1937 году в Минске.

В невиновности своих близких я никогда не сомневалась. Хотя от людей и приходилось слышать: раз посадили, значит, что-то есть, без причины у нас не сажают».