Читать «Белочка Майга» онлайн - страница 15

Что может быть в свёртке? Ломоть хлеба, творог, кусочек мяса… Белочка ласково проводит ладонью по щекам старой батрачки. А та, словно озябла, сама прижимается к девочке.

— Майга, Белочка, ну зачем ты умываешься? И так, оцарапанная, перепачканная, всё равно светишься. А у Герты лицо… э-э… в прыщах да пятнах. Понимаешь?.. Нет, нет у тебя, Белочка, житейской мудрости, нет! И… э-э… один глазик завязала бы тряпицей. Тогда бы тебе меньше доставалось от Чадурихи. А то как увидит тебя чистой и свежей, такой ягодкой вишнёвой — трёпки не миновать.

— Но, тётенька… — У девочки алеют щёки. — Лягушка умывается, свинушка тоже нет-нет да залезет в канаву с водой… Разве я хуже их?

— Э-э… Правда твоя… Ну хоть плакать-то научилась?

— Но, тётенька… — Белочка морщит лоб. — Я ведь не такая плохая.

Тут уж Дора удивляется:

— Разве только плохие люди плачут?

— А как же! Вот когда к Чадурам зашли немцы, хозяйка весь вечер им плакалась, что моя мамуся убежала… А Герта? Меня щипнёт, а сама хныкать.

— Э-э… Как же ты не сообразишь?.. Ну, хоть без слёз. Всхлипывай, стони… И обязательно опускай голову. Будешь упорствовать — ей-ей, мадам тебя в гроб заколотит!

— Но, тётенька… Не могу же я нарочно стонать?

— Учись! Не научишься вопить и голосить, не стану тебе помогать, ни корочки не получишь больше. Ну, стоит ли помогать такому ослёнку, который из-за своего упрямства через месяц всё равно с копыт долой!

Белочка медленно протягивает свёрток с едой.

— Возьмите, тётя… Я не стану учиться реветь.

Дора изумлена, Дора растеряна:

— Ешь, моё дитятко, ешь… Я ведь… э-э… только добра тебе желала, ну, попугала немножко, чтобы ты меня послушалась. Ведь убьют тебя на хуторе Чадуров, убьют… Э-э… был у меня на уме ещё один совет… хитроумнейший совет.

— Скажите, тётенька!

— Э-э… не стоит. Ты же львёнок, готовый ринуться прямо на охотничью свору. Ну, побегу. Как бы не хватились…

Дора украдкой, по пшеничному полю, возвращается на хутор. Белочка же, взобравшись повыше, поворачивается лицом к кузнице, к разграбленному домику, такому милому, такому дорогому. А потом раскрывает свёрток и, заработав зубами, думает: «Хитроумный совет… Что бы это могло быть?»

«ОК-КУ-ПА-ЦИ-Я!»

На батрацкой половине Дора раздаёт обед.

— Не суп, а помои! — возмущается Голиаф, помешивая ложкой горячее варево.

Голиаф высокий, плечистый, с мускулистыми руками, не молодой, но ещё и не старый — лет пятидесяти. Он давно батрачит у Чадуров, на нём лежат все полевые работы.

Дора подносит палец к губам:

— Тсс! Оккупация… Э-э… Нам ли, маленьким людям, связываться с госпожой Чадур?

— Слушай, Дора, а как там с Белочкой? — вспоминает Голиаф про самого маленького человека.

— И не спрашивай! Э-э… Вчера мадам снова вопила: «Калёным железом выжжем на всей земле коммунистическую заразу!»

После обеда прибрав стол, Дора вздыхает:

— Ни минуты передышки! От темна дотемна тебя как клин в колоду…

Голиаф, помяв в пальцах седоватые, отвисшие усы, глухо произносит:

— Оккупация!

Здесь же ещё и третий — подросток лет тринадцати. У него веснушчатое лицо, худые щёки, нос с горбинкой и большие уши. Это Жан, дальний родственник Голиафа. Парнишка только собрался взглянуть в маленькое, круглое, как монета, зеркальце. Но Дора выхватывает зеркальце у него из рук: