Читать «Правдивая повесть о мальчике из Кожежа» онлайн - страница 18

Стоял душный августовский день. Я вышел на бульвар со старенькой рогаткой. Эту рогатку я привез из Кожежа. Не подумайте только, что я собирался убивать из нее птиц. Просто мне хотелось проверить твердость руки и меткость глаза.

Я прошел от Никитских ворот до Пушкинской площади, где стоял памятник великому русскому поэту. Мне показалось, что, опустив голову, Пушкин смотрит прямо на меня, будто спрашивает: «Зачем тебе рогатка?» И как-то само собой получилось, что я поспешно сунул рогатку в карман и медленно поплелся обратно.

На душе у меня было скверно. Я сел на скамью. Почему я здесь, а не дома, в Кожеже? Сейчас два часа. Диса, наверное, уже приготовила обед, а Эльдар и Марзидан убежали на речку. А может быть, работают на току — веют пшеницу, собирают ее в мешки, везут на элеватор. Шумно, весело. Хорошо! Не надо, не надо было уезжать из Кожежа!

Я очнулся, услыхав глухое рычание. Большая бесхвостая рыжая собака, с огромной пастью и отвислыми губами, злобно глядела на меня, будто я чужой. Сейчас покажу тебе, какой я чужой!

Я достал рогатку, вынул самый лучший камешек, круглый, с черным отливом, прицелился и пустил. Собака взвизгнула и опрометью кинулась прочь.

— Мерзавец! — яростно закричал какой-то старик, подскакивая ко мне. — Живодер! — Он схватил меня за ухо и сильно дернул. — Так тебе, так тебе!

Сперва я не понял, в чем дело, и закричал:

— За что? За что?

Старик рассердился еще сильнее. Из-за собаки?! Так рассердиться из-за пустяка! Ведь не убил же я ее! У нас в Кожеже так не поступают!

Мне было больно, ухо горело, но я все же попытался извиниться перед стариком. Он не слушал меня.

— Я покажу тебе, как издеваться над животными! Пойдем к родителям! — кричал он.

Вокруг стали собираться люди.

— У меня их нет!

— Вот и видно! Такой кровожадный!

Тут уж я рассердился: почему это кровожадный?

— Пойдем в милицию! — И он потянул меня за руку.

Я боднул старика головой в живот и бросился бежать, но в ту же секунду услышал грозное: «Гав!» — и собачьи зубы вцепились в мои брюки.

— Пальма, держать! — кричал старик.

Собака грозно рычала.

Я понял, что злой старик подобру меня не отпустит, и громко сказал:

— Вот теперь пойдемте в милицию! Я там все расскажу! И как вы меня за ухо таскали, и как ваша собака мне брюки разорвала!

Старик смотрел на меня злыми глазами и молчал. Потом дрожащими руками прицепил к ошейнику собаки поводок и приказал:

— Пальма, отпустить!

Старик с собакой ушли к Никитским воротам, а я сел на скамейку и стал думать, что скажу аталыкам.

«Нет, домой! Только в Кожеж! А деньги на билет?»

— Ахмед! — услышал я голос Леонида Петровича. Аталык возвращался из института.

Я встал, но не пошел к нему, а повернулся так, чтобы не было видно разодранных брюк.

— Что с тобой, мой мальчик? — спросил Леонид Петрович.

— Хочу домой, к дисе, — пробормотал я.

— Это мы потом решим, а сейчас рассказывай, что случилось?

Деться было некуда. Пришлось рассказывать.