Читать «Алтайские робинзоны» онлайн - страница 44

Анна Николаевна Киселева

У всех разом вспыхнула одна и та же мысль, но никто её не высказал, боясь обмануться.

В дверь робко постучали. Радостно завизжал Гектор. Сомневаться дальше было нельзя.

— Ах, батюшки мои! — ахнула бабушка. Она поднялась со стула и опять села, всплеснув руками. Мужчины, толкаясь в дверях, все сразу бросились в сени. Из другой комнаты выбежала Галя. Она остановилась в дверях и, прижимая голые руки к груди, всё повторяла:

— Неужели они? Неужели они?

Через несколько секунд в комнату ввалились ребята, мокрые, грязные, оборванные.

— Вот и мы, — сказал Шура, щурясь от света лампы, и улыбнулся посиневшими губами. — Я тебе говорил, что это наш дом, — добавил он, обращаясь к Лёне.

— Вот и мы, — сказал Шура, щурясь от света лампы и улыбнулся посиневшими губами.

Лёня тоже улыбнулся. Улыбка на его иссиня-бледном, измученном личике была жалкой и страшной. Бабушка всплеснула руками и громко заплакала.

Что было дальше, ребята затруднились бы передать: все обнимали их, упрекали в чем-то, расспрашивали. Бабушка стаскивала с них мокрые лохмотья, кричала Гале:

— Неси что-нибудь тёплое: испростудились все!

— Ах вы, черти! А мы вас искали, мы вас искали! — радостно говорил Миша.

— Да где вы были? Где были? — приставал дядя Костя.

— Там… — Шура неопределённо махнул рукой.

Ребятам казалось, что комната плавно, как лодка в хорошую погоду, покачивается, лампа ласково подмигивает, и они не знали, — то ли стоят на полу, то ли плывут куда-то. Лёня заметил, что с Шуриных лохмотьев на чистый блестящий пол течёт вода и все хотел сказать ему об этом, но почему-то не мог. И было не то очень весело, не то хотелось плакать, а, может быть, спать.

— Выдрать вас надо! Ушли, никому не сказали, — кричал папа, но Лёня видел, что он не сердится. Потом Лёня увидел, как Шура шагнул к столу, молча взял с тарелки горсть жареной картошки и, ни на кого не глядя, стал торопливо жевать. Лёня сам не заметил, как у него в руках тоже оказался кусок хлеба. Он с жадностью кусал его. Подумал, что такая жадность неприлична, но остановиться не мог.

Бабушка опять всплеснула руками и заплакала ещё громче.

— Бедненькие вы мои, проголодались-то как!

Дедушка то садился на стул, то пересаживался на другой и всё повторял:

— Ну и ну! Ну и ну!

Галя увела ребят в свою комнату и заставила переодеться. Через несколько минут они в чистом белье сидели на печке и ели что-то вкусное, а что — разбирать было некогда. Все стояли около, смотрели на них, задрав головы, и расспрашивали. Ребята только молча кивали головами.

— Да погодите вы, дайте им поесть, — сердилась бабушка, а через секунду сама спрашивала:

— Да что же вы, голубчики, там ели-то?

— Хватит, — сказал Василий Алексеевич, — с голодухи много есть вредно.

У ребят отобрали еду. Прожевав последний кусок, Лёня грустно сказал:

— А у нас Аметист утонул…

— Кто? — спросили все враз.

— Об этом не надо, — сказал Шура, нахмурившись. Лёня вздохнул и посмотрел на лампу. Огонь замигал и прищурился и от него протянулись длинные, тонкие лучики, а лица у папы и бабушки стали крошечными. Больше не хотелось ни говорить, ни шевелиться. Лёня медленно повалился на бок, невнятно пробормотал что-то и уснул.