Читать «Тернистый путь к себе» онлайн - страница 59

Татьяна Владовна Ленина

На следующий день Элине было муторно.

И на время она свои психотерапевтические экзерсисы прекратила.

Пока тех четверых не выписали.

Шульпякова проявила женскую солидарность — колола гадам двойную дозу успокоительного. И они ходили вялые. И к Элине не приставали. Даже и не вспоминали о случившемся.

А Элина очень этого боялась — вдруг будут ее этим дразнить, станут всем рассказывать? Но, наверное, не рассказывали, и Шульпякова тоже смолчала, потому что слухи не поползли. Обошлось.

И с новым «поколением» больных Элина снова начала экспериментировать. Только теперь старалась строго дозировать свое женское обаяние, больше рассчитывая на задушевные разговоры.

А с Наташей Шульпяковой она подружилась.

Ровесницы-одногодки, они были очень разные: Наташка была и проще, и правильнее, и все у нее было путем, и училище окончила, и замуж вышла, и сына родила… Элина ей завидовала.

А Наташка завидовала Элине. Ее красоте и ее богатому прошлому. Элина рассказывала про ВГИК, про свои романы, про Ольховского — не потому, что хотелось потрепаться, а ради того, чтобы расположить Наташку к себе через откровенность.

Наташка ахала и охала, говорила: «Поди, врешь ты все, женщина! Вы, наркоманы, все — врушки!» — но верила, и с каждым днем относилась к Элине все теплее и все уважительнее.

Говорила Элине: «Ты — совсем не от мира сего. Будь у меня такая дочка — я бы ни на шаг от себя не отпустила… Ведь ясно же — пропадет!».

А Элина только головой качала — нет, нет, все не так… Вовсе не была она «не от мира сего», когда бегала по московским магазинам за шмотками, когда тусовалась в клубах, когда влюбилась в Вадика Черкасова, когда мечтала захомутать Ольховского… Очень даже «от мира сего»! Совсем обычная была. Как все. И, когда мама ее от себя отпустила, она отпустила самую обычную девочку. Может быть, более глупую и инфантильную, чем другие… Но — обычную.

— Ты, случаем, не воцерковленная, а? Может, ты все это — для спасения души? — спросила Наташка как-то раз, явившись в утреннюю смену и узнав, что Элина всю ночь просидела у постели бившегося в ломке новенького, говорила с ним, увещевала, и смогла-таки уговорить потерпеть…

Смогла уговорить — но ценою жутких синяков, которые оставил он на ее тонкой руке, стискивая намертво, когда ему становилось особенно плохо.

— Нет, я не воцерковленная. Я даже в Бога не верю. Если бы Бог действительно был, как о нем говорят, он бы не допустил всего этого… Что в мире творится и творилось, — ответила Элина, морщась от боли: слишком у энергично втирала Наташка ей в руку гепариновую мазь.

— Сегодня не работай. Пусть Марья Ильинична потрудится. А то совсем рука распухнет. Так значит, не веришь? А чего ради тогда?

— Я была такой, как они. Даже хуже. Но я получила еще один шанс. А теперь я хочу дать шанс им. Хотя — нет, не в этом дело. Я умирала. Я едва не умерла. А потом — вернулась. И вдруг поняла, что жизнь стоит того, чтобы… жить. Жить, а не колоться. И даже такая жизнь, как у меня… Лучше полы мыть целый день, чем существовать от укола до укола, понимаешь?