Читать «Из смерти в жизнь» онлайн - страница 85

Олаф Степлдон

А другие народы востока? Темнокожие, все еще не свободные жители великого полуострова, чьи предания полны мистики, как ни у кого больше? И — еще дальше к востоку, люди с лицами цвета старой слоновой кости, с самыми древними обычаями. Сегодня, в жестокой школе войны они выбрали для себя новый путь — новый, но глубоко укорененный в прошлом. А темнокожие люди, пробуждающиеся от долгого рабства?

С сомнением и надеждой вглядывается дух человеческий в свою множественную плоть. Ферменты распространились по всему миру, проникли глубоко. Несомненно, существо мира рвется из стенок куколки. Скоро мотылек станет свободен, расправит крылышки и взлетит к пылающей жизни за пределами нашего горизонта.

Но недавнее трагическое видение все еще смущает дух человеческий.

И тут, сквозь звездные дали и эоны времени он вновь смутно ощущает Другого, и в его тайне обретает покой.

Заключение

Родительство

Впервые увидев нашу дочь, ты сказала:

— Как странно, это новое маленькое существо выглядит совсем отдельным от меня.

Но, припав к груди, она быстро привязала тебя, и скоро вся твоя жизнь сосредоточилась на ней. Вдали от нее ты впадала в кому. Я стал фигурой на заднем плане, и взгляд твой падал на меня лишь изредка, ради отдыха.

Когда появился твой сын, он, конечно, занял фокус твоего внимания, но не вытеснил сестру, и она не осталась без ласки. У тебя хватило места для обоих, а у них, очень скоро, друг для друга.

Они росли, а мы строили планы и колебались. Этим накормить, или вот тем? Так устроить или иначе? Эта игрушка, книжка, родительский подход, школа — или иные? Каждый шаг был опасным экспериментом: поощрять рост или его сдержать, оставив, возможно, шрам навсегда? Как ужасно было думать, что мы, по невежеству или по неосознанной слабости характера, можем на всю жизнь искалечить эти юные души.

Вдруг над дочерью встала угроза смерти. Двенадцать лет она росла: от микроба в твоем теле, обычного паразита, до светлой человеческой личности, увлечено, со смехом и слезами, учившейся высокому искусству женственности. А теперь смерть или безумие могли погубить эту душу. Она страдала, мы были бессильны. Спасти ее мог только нож хирурга. Мы не забудем того дня. Мы не забудем, как, когда это кончилось, увидели ее в тюрбане бинтов на голове, такую слабую, бледную, так неожиданно пре красную и оставшуюся собой.

Скоро, неимоверно скоро оба закончили учение и освободились, наконец, от нашей заботливой опеки. Каждый теперь искал опору в зыбком, полном катастроф мире. А потом война предъявила свои права на обоих; ее взяла осажденная столица, его — море. Мы не забудем его ухода. Он обратил свои неиспытанные силы на борьбу с ужасом, который создали старшие. Когда его корабль был потоплен, а он в числе немногих выживших спасся, нас не посетило мистическое видение. А узнав, наконец, об этом, мы по-прежнему занимались своими делами, хотя представляя его в воде, забывали дышать. Мы с трепетом и смутным стыдом сознавали себя счастливцами среди терзаний всего мира. Там, где гибнут миллионы, уцелевшие содрогаются.