Читать «Из смерти в жизнь» онлайн - страница 61

— Верно, было бы лучше, — восклицает он, — если бы я никогда не пробуждался на этой планете, если бы земная жизнь никогда не развивалась до человека. Потому что, хотя у природы с ее окровавленными зубами и когтями натура зверская, у человека она — дьявольская!

Но едва вырвался у него этот крик, как он напомнил себе, что это лишь полуправда. Ведь его члены, когда их натуру не извращали жестокие обстоятельства, умели быть такими нежными друг к другу, такими вдохновенными. От отца Адама до последнего человека из последнего поколения люди неумело и мучительно стремились быть верными своему духу, И рано или поздно придет век, когда все человечество встанет на пороге нежной и щедрой человечности. Но все это, если верить его видению, в конечном счете, тщетно. Никогда, во все будущие эпохи, человек не исполнит всего, что обещает. Мотылек, нерешительно расправляющий крылышки, не взлетит, а будет раздавлен.

Отчаяние этой грядущей катастрофы тяжко легло на дух человеческий.

И тут, как ступив в трясину или зыбучий песок, человек всем телом бросается к твердому берегу, дух человеческий в отчаянии отвернулся от видения вечности. Ведь ее ледяной пик получил над ним странную власть. Он понимает, или ему кажется, что понимает, что страдания тысяч миров и бесчисленных вселенных странно преображаются в вечности.

Но как, как это происходит? Ему не дано знать. Даже побывав у подножия вечности, он не знает. Теперь ему известно — как было известно и раньше, только отчетливей — что в вечности все преображается. И еще он с ужасом и смирением понимает, что не только его малым членам, но и ему будущее сулит тысячи мучений и окончательное уничтожение.

Но вместе с этим сознанием благодетельное мгновенье вечности внушило ему и другое: что муки, печали и гибель не напрасны. Но как же, как они могут быть не напрасными?

Мотылек вылупляется из куколки

Нетерпеливо, страшась, что видение погаснет, не дав ему времени постичь свой смысл, дух человечества всматривается в него все пристальней, проходя темными коридорами будущей памяти к более и более ясному воспоминанию о смерти, и о том, что сталось после — не с ним, а с другим, пробудившимся с его смертью.

Он видит, что и на протяжении повторяющихся в ближайшем будущем войн его множественное тело продолжает постепенно формироваться. Человечество все в большей степени превращается в организм, пусть пока еще разделенный и объятый пароксизмами болезни. В организм, или просто в механизм? Эта система складывалась ради силы, а не ради духа. И в мире, и в войне жизни ее малых членов были еще крепче связаны сетью органов, стальной сетью — увы, не товарищества, а механики, порожденной наукой. И, сплетаясь все прочнее, они образовывали плоть единого мирового существа, пока еще подверженного внутренним конфликтам. И, хотя через дьявольскую изобретательность человека ужасы войны становились все разрушительнее, они в то же время оказывались короче и реже. Ведь единство мирового организма мучительно, но победоносно утверждало себя, все надежнее связывая мятежные органы и клетки стальной сетью. Наконец будущее восстание стало невозможным. Войны прекратились. Все ткани имаго, казалось, полностью оформились и воссоединились — но только в области механики и доминирования, а не в духе.