Читать «Будь здоров, жмурик» онлайн - страница 93

Потом Петя все никак не мог понять, почему после госпиталя все так резко изменилось в лучшую сторону. Прекратились издевательства, да и многое другое позволило более-менее сносно дотянуть до дембеля. Он также заметил, если не успевал еще уснуть, что Грязнов принялся чуть ли не каждую ночь после отбоя подходить к его койке, и как-то подолгу и внимательно всматриваться в лицо Пети. Смотрел он грустно, часто качал головой, шевелил губами, будто просил прощения. До дембеля Грязнов оставался тихим и неразговорчивым, ни к кому больше не приставал. Письма писал матери, ждал ответов с нетерпением и получал их с большим облегчением, становился на некоторое время даже веселым. Дедам он приказал не трогать Петю. Соврал, что выявил возможное родство и какую-то глупую историю присочинил, мол, не хочет, что б Петя знал об этом, а то, мол, нехорошо как-то получается.

Глава 22

Возвращались мы с Толиком из райской деревни и всех прочих владений Порфирия Карповича Иванова-Сухорукова другим путем, чем прибыли в эти места. Мы сидели в коляске с открытым верхом, запряженной в две лошади, на черных кожаных сиденьях. Ухабов не было, и мы словно летели по воздуху. О наслаждении этой езды я уже молчу. Впереди маячил армяк кучера и крупы хороших лошадей. Коляска везла нас на станцию, а оттуда мы должны были продолжить путь в курьерском поезде. Не знаю, когда появились первые поезда в России, кажется, Пушкин до них немного не дожил, но, во всяком случае, у Порфирия Карповича, я думаю, и курьерский, и почтовый поезда уже ходили вовсю и делали еще более колоритней его райскую страну. О, да, прибывший на станцию поезд был что надо – старинный, зеленый, с черным паровозом впереди и дымящей трубой. Чудный ностальгический запах паровозного дыма наполнял пространство. Ну, и станция железнодорожная с перроном, с темно-зелеными чугунными, хитро переплетенными, решетками, опорами под навесом, перилами, заборами, переходными мостами над железнодорожными путями, фонарями и прочими элементами – тоже классика, хоть Анюту Каренину срочно выписывай. Фантомные пассажиры прогуливались по перрону с зонтиками, узлами, саквояжами, держа за руку своих детей. За порядком следили городовой и станционный смотритель. Мы с Толей устроились в отдельном купе, где по-царски сиденья были обиты темно-красным велюром, а стенки были тисненые, розовые. Прежде чем поезд тронулся, какая-то баба успела принести нам в купе горячей картошки, яиц вкрутую, пару ломтей черного хлеба и целую жареную курицу. Толя дал ей пятиалтынный, который опять нашелся в его кармане. Впрочем, наверно где-то был и вагон-ресторан, но с жареной, обвернутой в жирную газетку, курицей было как-то интересней. Вместо чая мы решили воспользоваться предложением Порфирия Карповича, и достали склянку с его фантастической наливкой. Все эти сокровища мы разложили на белом рушничке, чтобы приступить к трапезе, как только поезд двинется с места. Курица не успела остыть, да она и не могла по нашим потусторонним законам себе этого позволить, а картошка даже дымилась. Можно было бы и не торопиться, все бы так и оставалось горячим. Мне вспомнились редкие поездки моего детства на поезде и те счастливые дружные семьи, что путешествовали, находясь в плацкартном вагоне по соседству с нами детдомовцами. Как же весело они уплетали таких вот жареных куриц в дороге, а мы, сироты, только и могли смотреть со стороны на чужое правильное детство своими голодными глазами, довольствуясь выданными нам сухими пайками. И опять мне вдруг захотелось пережить заново детство, но только как-то по-другому – с папой и мамой, со всеми радостями, которых должен бы быть достоин каждый ребенок.