Читать «Терская коловерть. Книга первая.» онлайн - страница 153

Анатолий Никитич Баранов

— Камень у тебя в печенке, скорей всего, — высказал предположение Степан.

— Чего? — поразился Денис. — Смеешься ты, парень? Откель он возьмется? Слава богу, — тут Денис перекрестился, — до каменьев пока не дошло, хлеб едим, хотя и аржаной.

— Ну, а если не камень, то катар желудка.

— Катарь, дохтур сказал, бывает только у тех, кто благородное вино пьет, — возразил больной, — а мы больше на чихирь да на раку нажимаем.

— Помолчал бы, Денис, лучше послухай, что умные люди скажут, — вмешалась в разговор Стешка и тепло посмотрела на незнакомца. — Ты, милый человек, видать, знающий и грамоте обучен, погляди, что тут в бумажке написано.

Степан взял в руку протянутый ему рецепт.

— «Олеум рицини», — прочитал вслух латинскую пропись.

— Чудно, — удивилась Стешка. — А как по-нашему, по-казацки?

— Касторка.

У Стешки от неожиданности отвисла губа.

— Матерь божия! — воскликнула она. — Это выходит, я за касторкой по такой грязе перлась? Да у меня ее дома на божничке целая бутылка стоит. Вот же чертов кацап! Рубль схапал, а взамен касторки выписал, чтоб на тебя самого напала эта самая...

Затем снова обратилась к Степану:

— Може, ты посоветуешь чего–либо от хвори?

— В медицине я не силен, — ответил Степан, — а посоветовать могу. Бабка у меня, покойница, больных травой лечебной пользовала. Хорошо помогала. Попей–ка ты, брат Денис, соку от квашеной капусты. Вместо чихиря по стакану два раза в день. Да сделай отвар из шиповника. Попробуй, старина. Если и не поможет, то и не повредит. Терять–то тебе нечего.

— Терять, ты правду сказал, мне нечего, — согласился Денис. — Вот только фамилию жалко. Мой прапрадед Егор Невдашов с самим Пугачевым из моздокской тюрьмы бежал, знатный казак был. Ну, прощай, дай бог тебе здоровья. В Стодеревскую приедешь за чем–либо, забегай в мой курень.

«Так это же тот самый Денис, про которого рассказывал Тихон Евсеевич», — догадался Степан и, пожав худую Денисову руку, зашагал как можно быстрее к базарной площади.

Она по-прежнему гудела на разные голоса и переливалась всеми красками. Арба с Красавцем тоже на прежнем месте. Сам Чора отмеривает жестяной банкой просо очередному покупателю.

— Да ты, отче, посмотри повнимательней на нее. Ведь это не икона, а произведение искусства. Новгородское письмо, рублевский почерк, — донесся сбоку знакомый голос. Степан повернул голову: возле одного из казачьих возов торговался с каким–то благообразным старичком стодеревский богомаз. На возу — целый ворох икон, больших и маленьких.

Глава четвертая

Степь. Серая, угрюмая, с прогорклым запахом побитых морозом трав. Ни цветка на ней, ни яркой бабочки над нею. Замерла жизнь в этом необъятном раздолье. Словно безнадежный больной, лежит степь, неподвижная, тихая, торжественная, безропотно ожидая того неотвратимого часа, когда накроют ее окостеневшее тело белоснежным саваном,

А вообще–то нет. Не похожа степь и в эту безотрадную пору глубокой осени на застывшего мертвеца. Между поникшими бурыми стеблями полыни проглядывают зеленые побеги неизвестной Степану травы. Стайка полевых воробьев серой сетью перебрасывается с места на место, словно кто–то невидимый пытается поймать этой сетью невидимого зверя. Под пышной шапкой перекати-поле мелькнул бурый комочек осторожной мыши.